До 1908 года в семье Сидора Никитича оставались двое сыновей, затем семья пополнилась двумя невестками: Марией и Анной Артёмовной.
В 1909 году у Фёдора и Марии родился сын Василий, наш отец, потом деда призвали на «действительную» службу в полк, и уже после его отъезда, в 1911 году, родилась дочь Сиклета. Имя редко встречающееся, в переводе с иудейского языка, монета. Имена-то давали священники при крещении, заглядывая в святцы.
У Михаила и Анны в 1910 году родился сын Фатей, в 1913 году дочь Мария — первая, в 1916 году — Мария вторая, а в 1918 году — дочь Вера, которая вскоре после рождения умерла.
Примерно, в 1913 или 1914 году умерла от тифа наша бабушка Мария, прабабушке Матрёне было уже за 60 лет, и вся забота о детях, своих и племянников, легла на плечи Анны Артёмовны.
Двоюродная сестра Фёдора Сидоровича, Мария Селивёрстовна и её муж Прокопий Калинович Еремеев писали деду в полк: «Трудно Нюре (АннеАртёмовне) с четырьмя малыми детьми, отдай нам Сиклету на воспитание, пока служить будешь». Фёдор Сидорович такое согласие дал, и Еремеевы взяли Сиклету в свою семью, своих детей у них почему-то не было. «Дюже они Сиклету жалели, была она очень красивой, говорливой и подвижной девочкой», вспоминала Варвара Фёдоровна (Фролова) Вифлянцева.
Сидор Никитич умер 21 октября 1916 года, его жена, прабабушка Матрёна, умерла несколько раньше. И, когда осенью 1917 года, братья Фроловы вернулись с первой мировой войны, они не увидели отца, матери, жены Фёдора Марии. В 1921 году, возвратившийся с гражданской войны, Фёдор Сидорович не застал живыми старшую сестру Прасковью Сидоровну, брата Михаила Сидоровича. В осиротевшем фроловском доме встречала Фёдора только жена брата Анна Артёмовна с детьми. Василию Фёдоровичу было уже одиннадцать лет, вырос он практически без отца.
В 1921 году Первая конная была расформирована, и дед вернулся домой. Собрал детей и женился на Анисье Максимовне из хутора Морозова. 19 декабря 1922 года бабушка Аниса родила деду сына Николая.
Варвара Фёдоровна рассказывала, что было ей лет 12, когда она прибегала с девчонками к тете Анисьи и просила: «Тетя Аниса, одень нам Николая». Забирали его девчонки и нянчились с ним. «Был он красивый, как куклёнок». Примерно в одиннадцатилетнем возрасте заболела и умерла Сиклета, через время — и Аниса Максимовна — болела туберкулёзом. Опять овдовел Фёдор Сидорович.Зинаида Максимовна, (сестра) присутствовала на похоронах и очень хорошо помнит, что дед Фёдор «держал Николая на руках». Значит, Николаю Фёдоровичу было год-два от рождения, и произошло это тяжкое событие, похоже, в 1924 году.С Аллой Никитичной (дочь Зинаиды Максимовны), проживающей в Москве, мы познакомились в начале 70-х годов. Николай Фёдорович, при жизни, всё возмущался: Алла ему двоюродная сестра, мы — родные племянники, а между Аллой и нами нет родственных связей. «Ну, как же так?» — говорил дядя Коля.Но, несмотря на отсутствие кровного родства, и с Зинаидой Максимовной, и с Аллой Никитичной мы поддерживаем добрые, родственные отношения. Бывали в гостях у Зинаиды Максимовны в Кисловодске, встречались в Москве с Аллой, если не удаётся встретиться, по телефону говорим обязательно. Друг о друге знаем всё. Любит Алла Никитична сына нашего, Сашу, у них общность во взглядах на общественную жизнь.
Примерно, в 1925 году дед наш, Фёдор Сидорович, женился в третий раз- на Агреппине Григорьевне Иванковой. У бабушки была дочь Зинаида от первого брака. Что случилось с её первым мужем, мы не знаем, но скорее всего, погиб в гражданскую войну. В 1926 году родила Агреппина Григорьевна деду третьего сына — Григория. Известно, что в 1932 году арестовали и сослали двух братьев бабушки Агреппины, что с ними стало — неизвестно.
Наступило время мирного труда, труда тяжелого, крестьянского, на износ. Домашнее хозяйство требовало неимоверных затрат физического труда. Мама рассказывала, что у Фроловых в разные годы было по 6-8 дойных коров, лошади, волы, овцы, козы, гуси, утки, куры. По её выражению физическое состояние было таким, что "меня уж от ветру шатало«.Бабушка Грепа была с хитринкой, работой себя не утруждала и, практически, вся женская часть хозяйства лежала на плечах матери. Помогал ей в домашнем хозяйстве Фёдор Сидорович, потому и остались о нем у мамы тёплые воспоминания. Да и был он человеком веселым, с чувством юмора, любил по-хорошему разыгрывать своих родственников. Вифлянцевы дали деду Фёдору такую характеристику: был грамотный, песенник, носил чёрную бороду. Родственники часто приглашали его на свадьбы — дружковать. Дед знал много шуток-прибауток.
Мирный нелёгкий труд прервала коллективизация, сдал дед Фёдор в колхоз лошадей, быков, другую живность, плуги, сеялки и веялки, агитировал казаков в колхоз вступать. Варвара Фёдоровна вспоминала, что Фёдор Сидорович у неё на свадьбе небыл, ходил по дворам, агитировал людей в колхоз вступать. А пришло время раскулачивания, деда записали в списки на выселение. Обвинили его в эксплуатации опекаемых родственников, жить одной семьей, оказывается — эксплуатация. Афанасий Никитич по этому поводу выразился так: «Был бы человек, а дело найдут». Суть, видимо, заключалась в том, что из хутора убирали наиболее авторитетных людей.
Ни раскулачивания, ни потери нажитого имущества не испугался дед Фёдор, а ареста и тюрьмы или выселения, что для него было равнозначно смерти. Написал он своему сослуживцу письмо в Дагестан, собрал семью, бросил всё оставшееся имущество, в том числе и дом, и уехал в Хасавьюрт. С ним были бабушка Агреппина, её дочь Зинаида, сыновья Григорий, Николай и Василий, наш отец, с женой Анастасией Даниловной и детьми Анной и Иваном. О жизни в Хасавьюрте мама расказывала со страхом, очень уж боялась она новой обстановки: «Ходють с ножиками за поясом, бормощуть по-своему». Другой там образ жизни, другие традиции, не привычные, а потому не понятные. Не прожили наши родственники в Дагестане и года, решили возвращаться. Наши родители с детьми и Николаем Фёдоровичем сделали как бы разведку, написали деду, что возвращаться можно, аресты, раскулачивания и выселения прекратились. Возвращаясь из Хасавьюрта, доехал дед со своей семьёй до Тихорецка Краснодарского края и у них закончились деньги, билеты на поезд купить было неначто. Дед решил поискать работу, чтобы получить деньги на проезд. Набрёл на пшеничное поле, зерно было в молочно-восковой спелости, и дед стал собирать колоски в свой головной убор, чтобы хоть этим зерном накормить своих родственников, ожидавших его на железнодорожной станции. За этим занятием его застал сторож на лошади и повёл деда вместе с колосками к руководству кооператива. Наверное, дед мог бы выбросить из своего картуза эти злосчатные колоски, да воспитание не то, отношение к зерну, хлебу практически было святым, а может быть и обыкновенная казачья гордость не позволили деду поступить таким образом. Выбрось дед колоски, и едва ли сторож мог доказать виновность Фёдора Сидоровича. В кооперативе деда судили, в тюрьму не отправили, а обязали бесплатно отработать до конца уборки урожая. Недолго задержался Фёдор Сидорович в кооперативе, сбежал, продал сапоги и добрался до Ростова. Как же внешне выглядел дед в этот момент: босяк, нищий, или, как теперь говорят, — бомж?
В Ростове на параход его не брали из-за отсутствия документов и билета на проезд, видимо отработал дед на пароходе свой безбилетный проезд. Доехал до станицы Николаевской. Добрёл, вконец оголодавший Фёдор Сидорович, до дома своей сестры Екатерины Фёдоровны, и, как на грех, дома никого не оказалось. Мама рассказывала, что сорвал и съел дед несколько недозревших груш, а баба Катя Луганцева, что дед съел огурцы, да имеет ли это значение? Не выдержал его организм таких перегрузок, заболел дед дизентерией и через несколько дней скончался Фёдор Сидорович Фролов. Не добрался до своего родного хутора всего-то 18 километров. А уж сколько раз за свою жизнь проскакал, проехал на лошадях или прошёл пешком дед по этой, до бугорка и кочки знакомой дороге!Приехал отец мой в Николаевскую на лошади, забрал тело деда и привёз в хутор Белянский, а могилу копать сил уже ни у кого не было. Шёл 1933 год. И мама, и баба Катя Луганцева (соседка), свидетельницы похорон, говорили, что откопали родственники могилу днем раньше умершей женщины и поставили сверху гроб деда.Пытались мы определить место захоронения деда Фёдора и с мамой дважды, и с Николаем Фёдоровичем, когда ездили в Белянский. Уже не могли они точно определить место захоронения. Баба Катя Луганцева сказала нам: «Не ищите, на могиле Фёдора Сидоровича свинух стоит (помещение для содержания домашних свиней). И у дома стена лопнула, угол расходится — тут много Фроловых похоронено». Горько и больно оттого, что «Родина Героя не забыла!». Прожил дед на этом свете 43 года, из них на службе и в войнах провел 10 лет, вдали от дома. И всё это время без него росли дети.Жена деда Фёдора на похоронах не присутствовала. Как добиралась она с двумя детьми (Зинаидой и Григорием) из Тихорецка, теперь не скажет уже никто.Осела она на постоянное жительство на станции Каменоломни, видимо повстречала кого-то из хуторян, и они помогли ей, до сих пор живут в Каменоломнях потомки Старичковых, может быть Пётр Ермолаевич Старичков помог? По хутору ходили всякие сплетни по этому поводу: говорили, что были у бабушки деньги, да не дала она их деду. Кто говорил, что не позволила бабушка продать какие-то вещи из её одежды. Разное говорили, осуждали за то, что не приехала на похороны деда. А имела ли она такую возможность, с двумя детьми ехать за 150 км в 1933 году? Бог им судья, тайна сия умерла вместе с ними.
Хочу предупредить читающих эти записи, мы не делаем каких бы то ни было оценок жизни или поступков наших прадедов, дедов, отцов. Делать оценки было бы для нас кощунством. Каждый из них прожил жизнь, так как сумел, как позволили ему обстоятельства: политические, экономические, общественные, семейные. Не нам их судить и оценивать. Мы констатируем факты их жизни, и не более того.
Пережила бабушка Агреппина Григорьевна деда Фёдора более чем на сорок лет. Несколько раз приезжала она к нам в Семикаракорск, в последний раз была у нас в гостях в 1973 году, в связи с приездом Николая Фёдоровича. Зафиксировано сие событие на общей фотографии. А попрощались мы с ней в 1974 году, когда дядя Коля приезжал к нам с семьей. Была баба Грепа уже больной и слабой, с постелине вставала, но узнала всех. Дядя Коля спросил: «Узнаёте?» Она сказала: «Как же, Миколай!» На всякий случай, дядя Коля оставил соседям деньги на похороны своей мачехи.В тот, прощальный для дяди Коли приезд мы посетили и Исаака Ивановича Фролова, троюродного брата моего отца и дяди. Но, разговора как-то не получилось, сидели в хатёнке Исаака Ивановича такие же бородатые старики, читали церковные книги. Жил Исаак Иванович на центральной усадьбе совхоза N 10.Заехали и к Старичковым в Каменоломнях, к моему стыду, я так и не понял тогда, какие они нам родственники, возможно, просто соседи или друзья дяди Коли по хутору Белянскому.
