Мне часто говорили, что писать о Шелковом пути уже нечего, всё известно и так. Надо писать о детях чьё детство отобрала война, а взамен они получили голод, холод, смерть и похоронки на отцов с фронта.
Рассказывает Сафарова (Дуракова) Алла Калистратовна,1937 года рождения, г. Аксай. «Наши Дураковы из Задоно-Кагальника — Дураков Калистрат Акимович.
Раньше слово «дурак» это было не оскорбление. Фамилии зря не давали! В «Генеалогия и семейные история Донского казачества» Дураковы и другие, Выпуск № 19, М.: Русаки, 2001. Корягин С.В. пишет «После подавления восстания Пугачева Императрица Екатерина II „жестоко отомстила“. Зимовейская станица была переименована в Потемкинскую, а все Пугачевы (именно все, а не только потомки Государственного злодея) — в Дураковых. Если судить по современным меркам, то фамилия не такая уж и плохая. До сих пор она достаточно распространена в России.
На конец XVIII — начало XIX вв. она встречается в Есауловской и Кагальницкой станицах (возможно ещё и в других). Правда, уже ко второй половине XIX века представители этих станиц, вероятно, её сменили (нет ПС). Документы же уроженцев Потемкинской станицы встречаются регулярно, из чего можно сделать заключение, что им фамилию менять не разрешали — сохранял силу Указ Императрицы. Характерно, что удалось это сделать одному из Дураковых только в эмиграции, когда Законы Российской Империи потеряли силу.
Помимо такого (морального) наказания никакого „понижения в правах“ не наблюдается...По своим заслугам Дураковы получали право на потомственное дворянство...
...не стоит понимать буквально запись в некрологе Александрова (Дуракова) Александра Александровича о том, что он является потомком Е.В. Пугачева. Очевидно, что он потомок одного из Пугачевых, а которого — неизвестно...».
"Папа — Каллистрат Акимович работал в Аксае речником, семья жила в общежитии. В 1941году папу забрали на фронт, и мы приехали к дедушке с бабушкой...
С 1941года я здесь живу, в школу пошла после освобождения станицы от оккупации. Школа была около Покровской церкви, потом нас перевели в школу по ул.9 Января до 4-го класса, закончила здесь 3 и 4 класс, нас перевели в школу № 25.
Я помню учительницу по английскому языку- армянку, очень модно одевалась и очень интересно вела уроки и сегодня я бы пошла к ней учится.
Перед оккупацией станицы за забором двора техникума —по ул. Карташова, стояли тополя, под ними 3(три) зенитки, охраняли госпиталь. Детей в госпиталь не пускали. Госпиталь разбомбили. В подвале был сейф, и мы пытались его вскрыть камнями. Нас было 6 друзей, нас позвала мама, а 3 пацанов остались, они были постарше и вдруг взрыв. Женька Поляков и Витька, не помню его фамилии, он остался без руки после этого взрыва, а третий- тёти Нади сын его убило. Все жили вокруг. Они нашли снаряд и стали его разряжать. До разряжались. У Женьки всю челюсть снесло, его возили в Ленинград, на военном самолете, операцию сделали. Как вовремя нас мама позвала, все бы там были!
Коля Гитлер был не беспризорник, у него была мать и сестра.
Зимой, в оккупацию, повела нас бабушка за Дон, выбивали там рыбу. Перешли по льду Дон, делали лунки, рыба выскакивала, а мы ловили её и в сумки из презента, которая сшита цыганской иголкой с суровыми нитками. Всё это происходило ночью. Сумки прятали. Стою с сумкой подходит немецкий офицер с двумя солдатами, а за ними пожилой полицейский и молодой. Офицер сказал, чтобы мы уходили, партизанен пук-пук. Бабушка сказала, что шестеро киндер, кушать хотят. Офицер сказал, чтобы уходили и пошёл. Полицай разворачивается и хвать у меня сумку из рук, а бабушка за сумку. Стал вырывать, бабушка ему говорит, ты гадюка, немцы и те не забрали. Офицер остановился и смотрит на нас. Полицай замахнулся ногой на бабушку, офицер выстрелил. Полицай с криком упал, появилась кровь на снегу. Офицер что-то сказал и ушел.
Болдин Борис Васильевич, 1929 г. рождения: «Войска бежали к переправе, а переправы нет! И вот 16 июля 1942 года немцы бомбили с 6.00 утра до 6.00 вечера., перерыв с 12.000 до 13.00. Бомбили так: одна волна самолетов, сбрасывает бомбы и на подъем, а другая начинает сброс. Целый день лупили немцы. После войны весь берег был завален оставами сгоревших машин, потом их долго вывозили. Разбомбили санчасть на берегу. У нас пацанов было много работы, надо было все рассмотреть, разобрать, потрогать. Чего тут не было. Машины, набитые толом, детонаторами, мы глушили рыбу. Лошади у нас были, но немцы вывесили объявления сдать лошадей, оружие. У нас у всех пацанов были лошади. Скачки даже устраивали.
Мы стреляли, вдруг взрыв на переправе, черный дым поднялся, мы туда. Подосинниковы жили по ул. Ленина и Василовы рядом, они свои замки забежали домой и оставили, а у меня остался. На мне был жакет, который я нашел, был с карманами. никого не пускали, но мы прошмыгнули и в трюм на понтон. Паром был на понтонах. Кто-то, что-то сказал, все рассмеялись. Нас оттуда вытащили. Тут служил один человек паромщиком, сволочь. Куда? Схватил меня сзади за хвост жакета. А, он снялся у меня, а замок упал на паром. Переправлялись немцы на машинах, гражданских никого не было. Причем некоторые в немецкой форме говорили абсолютно на русском. Партизанам несете? Паром здорово был загружен и стал. Схватил меня и в воду вроде топить. Но я схватился и там был телефон в будочке на берегу. Позвонили в полицию за нами приехали, забрали. Мы просидели ночь там. Мать с ног сбилась, где я?
Кто был начальником полиции? Я помню только одного полицейского — Михаил Цурик. Почему я его помню, он учился с Анатолием Иосифовичем, они дружили. Толик в нашей армии, а Цурик в полиции. Только пришли немцы и сейчас же появились полицейские в лампасах, с плетками все такое прочее. Это была пятница или суббота. Нас посадили в подвал, нас было четверо. Мы переночевали. Потом за нами пришли. Где пулеметы? Замок есть! Где пулеметы? По станице бродили слухи, что действуют партизаны. Какие мы партизаны- хулиганы. Я стал рассказывать, туда-сюда просто стреляли. Выходите, мы вышли из подвала. Показывайте! Разрядил один винтовку, я загнал. Пулю выкинули, порох высыпали, щелк. А там такая собачка, боже избавь туда палец, она прищемить может здорово. Я не предупредил Цурика, он стрельнул и попал в мизинец. Как стали нас лупить! Потом полицейские стали на ступеньки, нам: «Выходите, с подвала» и каждый бил мы как ласточки вылетали".
P.S. В военное время трудно было всем — и холод, и голод, но детям было особенно тяжело. Тяжело было, конечно, очень тяжело. Но дети и взрослые ведь были советские люди — все перенесли.
Е. Качура, член Союза краеведов России.
г. Константиновск.
