Помните пьесу Горького «Варвары».
В уездный городок приехали строить дорогу инженеры. Весь городок с его жизнью поставлен вверх дном. Жизнь вышла из колеи, пошла по иному.
«Варвары»-инженеры исковеркали быт, вломились шумной толпой в гостиную, в кабинет, в столовую и даже спальную обитателя тихого городка.
Грубо растоптали жизнь пришлые варвары.
Летом прошлого года ждали в Константиновской станице инженеров по шлюзованию Дона, но едва вспыхнула война — отложили помыслы о них. Думали, что вопрос о шлюзах замрет до окончания войны.
Так, говорят, и в «сферах» думали, предполагая, что на работы по шлюзованию Дона не найдется рабочих рук. Но когда австрийский командующий армией генерал Данкль любезно предоставил часть своей армии для земляных работ внутри России — шлюзы решили строить, воспользовавшись работой пленных.
На назначенных торгах подрядчики не взялись за постройку шлюзов[,] и к работам приступили инженеры, решив строить шлюзы хозяйственным способом.
В конце лета в станице появились инженеры, подыскивая помещения для конторы главного управления по шлюзованию дона, для квартир инженеров и т.д.
«Заиграли» квартиры. Бенефис домовладельцев. Цены за квартиры сразу поднялись до небывалых размеров.
Одному из инженеров понравилась квартира.
У домовладельца она ходила за четыреста рублей в год, инженер дал семьсот рублей.
Другой снял домик за девятьсот рублей с условием, что он сам
приспособит для себя все удобства и оставит все оборудование
квартиры удобствами домовладельцу через три года.
Квартиры инженеры отделывали заново, приспособляя для себя, улучшая и все улучшения обещая оставить домовладельцам.
Вслед за этим началась мобилизация служащих для шлюзов.
Машинистки, телефонистки, конторщики, сторожа, кучера, агенты, техники, штейгера.
И прочая, и прочая.
Сколько их, куда их гонят?
Но все радостно поют...
Кто не попал в служащие, устроился поставщиком.
Великая мобилизация промышленности, добывающей и обрабатывающей.
Кажется, нет семьи в станице, которая чего бы да не дала управлению шлюзами.
Предложение труда сократилось — все «шлюзы» впитали. Цены на рабочие руки поднялись.
Домовитые хозяйки стали роптать:
— К кухаркам и горничным подступу нет. На шлюзах дороже платят.
Зато молодые дамы довольны. Весело щебечут, пестрой толпой порхая по улицам, любуясь приезжими и стараясь пленить их.
Все темы отошли в сторону. Скрылись во мгле минувшего. На устах только шлюзы и инженеры.
— Именительный — Водарский.
— Родительный — Маевский.
— Дательный — Липенский.
Инженеры, техники, подрядчики, поставщики.
Прошел медовый месяц законного брака степной красавицы с инженером и пессимисты, засевшие было в своих берлогах, выползли на улицы и колючими цепкими глазами впились в новые пейзажи. Неодобрительно покрутили носами, скосили глаза туда и сюда и процедили сквозь зубы:
— Д-да, Вальпургиева ночь на константиновских горах.
— Вместо шабаша ведьм шабаш поставщиков.
Карнавал подрядчиков.
Хитро подмигнули в сторону шлюзовых сватов <sic!>.
— И раньше был человек подозрительный, а теперь просто сладу нет. В каждом шлюзовом поезде сватом едет.
Без него ни одна шлюзовая вода не освятится.
Пессимисты шли в авангарде и легкой артиллерией взглядов обстреливали окрестности. За ними тяжелой пехотой двинулись станичные обстоятельные люди.
Те, что домики горбами наживали. Садики около домов потом своим орошали.
Степенные, обстоятельные люди.
— Хозяйственным способом шлюзы строите? — спросили они у
инженеров.
— Хозяйственным.
— Так и запишем.
Идет степенный человек мимо двора инженера, и заглянет во двор.
Лошади стоят у скирда сена и жуют. Прямо из скирда. Внизу скирд топчут в грязи, бьют сено.
Бесхозяйственно. У хорошего хозяина лошадей к скирдам не пускают, а выдают в стойлах.
Осенью уголь из баржей свалили на берег. Его бы убрать надо, а он лежал там до весны. А весной вода полая залила его. Часть затянуло песком, а часть жители разнесли по домам.
Там же и железо свалили, предоставив ему возможность ржавеет и портиться.
На берегу свалили в амбаре цемент, а около под навесом бочки с маслом, мешки, ящики. Масло из бочек течет, создавая лужи оплаченного масла.
Два или три плотника строили экстренно ящик для хлеба. Стругали его, чистили, крышки прилаживали. Сделали и ушли. А ящик с месяц уже мокнет под дождем, коробится и рассыхается крышка на солнце.
Вздыхает степенный станичник.
Ему и деды, и отцы завещали, что копеечка рубль бережет. Он, когда в мифологию заглядывает, так ищет там прежде всего бога экономии.
Был бог Эконом и на Олимпе жил рядом с Зевсом. Вакху деньги под проценты давал, Меркурию под залог товаров не одну тысячу отпускал.
От него и пошла экономия.
Степенный обыватель кражу простит, хищения простит, а иногда и одобрит, но бесхозяйственность ему глаза колет.
— Ты лучше в карман положи, но за хозяйством смотри.
Мрачнее тучи ходит степенный хозяин и питается легендами одна другой ярче.
Из Константиновской в Николаевскую станицу для нужд по сооружению шлюза № 3 казаков подряжают возить кагонетки. Казаки просят за доставку по пятнадцать копеек с пуда.
Им предлагают по десять копеек с пуда, но и с обратной погрузкой. То-есть казак зарабатывает aller et retour,— т.-е. уже
двадцать копеек с пуда.
Казаки соглашаются. Отвозят раз, отвозят другой и из Николаевской станицы им уже везти нечего.
— Грузите обратно вагонетки. Мы их, когда нужно, на своих пароходах доставим.
Комментарии, понятно, излишни.
В ту же Николаевскую в самую слякоть везут из станицы Константиновской подвижной барак для рабочих. За доставку его платят бешеные деньги.
Барак этот по хорошей дороге был привезен в Константиновскую из Кочетовской и здесь отделывался. Задолго до порчи дороги мог быть свободно доставлен в Николаевскую, а то и мог быть с успехом и там построен.
Для нужд шлюзования плыл из Калача плот с лесом. Рання зима защемила его льдом около Мариинской станицы и плотины, и брусы пришлось возить в Кочетовскую станицу на подводах.
А будь лес выписан раньше — плот доплыл бы до Кочетовской и подводы были бы излишними.
В поле зрения степенного станичника, умеющего даже на обухе рожь молотить, понятно, попадали только мелочи, но они характерны для определения станичной психологии.
Уважаемый Ст. Павлов на столбцах этой же газеты отмечал широкое авансирование управлением по шлюзованию Дона подрядчика курляндского происхождения Гаусмана и определил сумму авансов в 176 тыс. руб.
Этого степенный обыватель не видел.
Он ходил по мелкому зверю.
Лампочка электрическая на пристани шлюзового пароходства днем бесцельно горит, — это он заметил, а в архивы конторы по шлюзованию Дона он лишен возможности заглянуть — там никогда лампочки общественного внимания не загорались.
Вздымая пыль, промчится тройка помощника начальника работ по шлюзованию Дона инженера Водарского, исполнявшего должность начальника работ до приезда инженера Юргевича.
Станичник вздохнет.
Верхом Водарский проедет — осудит. И кавалькаду всадников из министерства путей сообщения осудит:
— На шлюзах, а на самом деле будто как бы земноводные. Будто по классу верховой езды политехникумы окончили.
Вздохов все больше, ропот все сильнее.
А Вальпургиева ночь на константиновских горах продолжается.
Скачут земноводные инженеры на прекрасных конях.
А около них тучами поставщики, продавцы.
Тот дачу предлагает, тот — карьер, тот — кирпич.
Прозорливые люди скупают дачки вокруг карьеров для выработки камня, предлагают их инженерам по тройной и выше цене.
Все подается.
За хорошую цену готовы голову на слом продать.
— Садик виноградный купить не желаете?
— А камень есть?
— Камня нет, зато виноград есть.
— Нет, мы по шлюзованию.
— А-а! А я думал и по виноделию. А то купите, а камень у соседа брать будете. Глиняный камень, хороший!
Так во всем. Степенному человеку житья не стало.
Утром встанет и никто у него не спросит уже:
— Засамоваривать, что ли?
Жена в завитках и папильотках читает что-то в «Домашнем лечебнике» и жадно иногда глядит на карточку какого-то молодого человека, сильно парикмахерского вида.
— На шлюзах служит.
Губы шепчут: не знала я шлюзов в любви моей к тебе, а ты взял и прокопал русло к другой — разлучнице.
Марья, таскавшая раньше вместе с петрушкой и морковью новости с базара, ушла тоже на шлюзы.
— У вас что! Акромя жалованья никакой услады, а на шлюзах сам кучер ласково так:
— Марь Сергеевна, чайку с алимоном.
Станичник уныло бродит по саду и ловит себя на мысли:
— Если бы инженеры груши оптом купили — можно было бы хорошо заработать.
В канцелярии он рассеянно переписывает бумаги и нет-нет да и «мечтанет»:
— Был бы у меня сын, выучил бы я его «на инженера», а он, подлец, купил бы у меня двор под карьер. Уж я бы ему «всучил». Пусть бы там камень разрабатывал.
В крайнем случае, папаша хотел бы, чтобы сын его в Гаумсаны вышел. То же <sic! — вместо: «Тоже»> не хуже инженеров.
Который инженер Липенский, а который Владимир Сократович Гаусман.
Пишется — крестьянин Курляндской губернии, а выговаривается:
— Поставщик камня для шлюзов.
— Поставщик угля.
И вообще — прямое дополнение к управлению по шлюзованию Дона.
Если на первое — Водарский, а на второе — Липенский, то на третье обязательно — Гаусман.
Только несколько месяцев «варвары» в станице, а степную не узнаешь.
Вместо пышной косы — накладка, измятое платье, ярким кармином пылают щеки, накрашены губы, атропин в глазах, а на лбу роковые слова.
В канкане поставок, в галопе купли-продажи, в кек-воке спекуляции.
В хороводе спекулянтов лихо откинув голову, пляшет степная красавица.
— Ой-ру, — взвизгивает она, выбрасывая коленца.
Пессимисты поручили заезжему композитору сочинить прокурор-марш, специально для спекулянтов.
Ветреная красавица степей — легковерная провинциалка.
Умчатся на тройках «варвары», накинут узду на спекулянтов, а ты останешься коротать век у разбитого корыта.
Кто пудру тебе принесет, кто — румяна!
И для кого они?
И с поклоном низким ты спросишь снова у законного супруга:
— Засамоваривать, что-ли?
* * *
Тихо... Вода не шелохнется... Луна длинными молочно-белыми пальцами водит по тихой глади воды. С близкого поля несет свежей, еще нескошенной травой. Откуда-то издалека доносится песня.
Пароход сопит и бурлит на одном месте около маяка.
Будто волнуясь, просит о чем-то маяк, а тот, упорный, не уступает.
С носовой части доносится:
— Три.
— Три с половиной.
Ворчит пароход... Молчит маяк.
А на носу торгуются:
— Три с половиной.
И наконец несется радостное:
— Проносит.
Сторговались. Маяк уступил и добродушно мигает красным глазом позади парохода.
А на носу сидят скептики. На слово они не верят и долго еще суют тонкий шест в тихую воду и кричат:
— Шесть.
— Шесть с половиной.
— Под табак.
Последнее завещано еще бурлаками. Бурлаки носили кисет с табаком на шее и когда брели по воде все глубже и глубже, то кричали:
— Под табак.
Глубоко.
В цепной «рубке» большого донского парохода собралась группа станичников[,] беседуют о кормильце-Доне.
Ропщут на старика. Облысел, оплешивел старый. На каждом шагу перекаты, мели и косы. В иных местах мальчишка вброд перейти может когда-то глубокую реку.
Достается и казакам. Они извели старика. Наголо обстригали его шевелюру-леса, рубили их беспощадно, обнажали берега, а <?>
песок устремлялся все дальше и дальше.
На самом деле, по берегам Дона тянется молодняк и только кое-где старые ветлы верб и раин. Молодняк чуть повыше бурьяна.
От обмеления Дона разговор переходит к шлюзовым работам.
Пример шлюзованного, по — прежнему несудоходного Донца стоит перед глазами.
Старику Дону дают костыли, но пойдет ли он на них...
К этому относятся скептически.
Ст. Константиновская на-Дону
<= «Утро Юга», 1915, № 177 (7.07.), с. 2>
===============\\\
Данкль (с 1917 г. — барон фон Красник, с 1918 г. — граф) Виктор (18.09. 1854 — 8.01.1941), граф, генерал-полковник; с началом мобилизации в августе 1914 г. назначен командующим 1-й армий Австро-Венгрии. 2 ноября (20 октября) 1914 г. сдал Кельцы и начал отход в Краковском направлении, потеряв около 15 тыс. пленными.
