14. Азовское сиденье, июнь-сентябрь 1641 г.

Как только весть о подвиге, совершенном донскими казаками, о взятии Азова, дошла до Монастырского городка, перешло в Азов из своего городка и главное войско Донское. Приехали жены казачьи, и казаки прочно стали устраиваться в крепости. Прежде всего, они восстановили уцелевшие с древних времен греческие храмы св. славного пророка. Предтечи и Крестителя Иоанна и святителя Николая Чудотворца. Затем снарядили в Москву атамана Потапа Петрова с четырьмя казаками для отвоза царю донесения о взятии Азова и с повинной в неисполнении царского указа и убийстве турецкого посла.
«Отпусти нам. Государь, вины наши, — писали казаки, — мы без твоего повеления взяли Азов и убили изменника, турецкого посла. Еще до получения грамот твоих, с Чириковым посланных, мы всем войском сделали приговор промышлять над басурманами, сколько попустит Бог. Государь! — мы, сыны России, могли ли без сокрушения смотреть, как в глазах наших лилась кровь христианская, как влеклись на позор и рабство старцы, жены с младенцами и девы? Не имея сил далее терпеть азовцам, мы начали войну правую, с Божьей помощью овладели городом, побили неверных за их неправды и православных освободили из плена».
Убитых казаков с честью похоронили; трупы янычар побросали в реку Дон, и течением их унесло в море и там расклевали их птицы.
Четыре года устраивались казаки в Азове. Несколько раз турки пытались отнять его у казаков, но казаки всякий раз мужественно отражали их. Из Азова часто ходила «зимовая станица» в Москву. То казаки просили Московского государя прислать иконы, утварь и книги во вновь отстроенные церкви, то доносили о своих работах по укреплению Азова.
Казаки понимали, какое важное значение имеет Азов — этот ключ к морю — и для них, и для всего русского государства. Атаман Наум Васильев, получивший в 1640 году от царя Михаила Феодоровича грамоту и жалованье — шесть тысяч рублей, не отдал этих денег казакам, как то обыкновенно делалось, а с общего войскового решения употребил их на работы по укреплению Азова.
В городе многие места строились очень давно, камень клали без извести, и от дождей стены начали осыпаться. И вот, Васильев починил эти стены, сделал их шириною в три сажени, насыпал их щебнем, поправил и пушки. Пушек в Азове было взято казаками всего 296. На оставшиеся деньги накупили запасов и решили обороняться от врага до смерти, но Азова не сдавать.
В Азове стояло тогда 5000 казаков и 800 жен казачьих, приехавших из войска на свидание с мужьями. Атаманами были Наум Васильев и Осип Петров.
Между тем пленные татары рассказывали, что прежний султан турецкий Амурат умер, на его место вступил султан Ибрагим, который собирает громадное войско и поклялся взять у казаков Азов. Жутко стало казакам. Были они храбрые воины, но войну вели больше полевую. Не было у них опытных пушкарей, которые могли бы обращаться с большими пушками, не было литейщиков, чтобы лить ядра, не знали они хорошо и инженерного дела — все делали «самоуком».
Посоветовались на кругу и решили просить царя Михаила Феодоровича принять от казаков Азов в подарок, взять его под свою высокую руку, как предки его брали от донских казаков и раньше немало городов, как принята была и Сибирь царем Иоанном от атамана Ермака.
«Бьем челом тебе», писали казаки, «праведному великому Государю, Царю и великому князю Михаилу Феодоровичу, всея Руси Самодержцу... городом Азовом со всем градским строением и с пушками, а пушек в нем, Государь, двести девяносто шесть. А мы, Государь, холопы ваши, не горододержцы; в прошедшие лета, при прежних царях и великих князьях прежние наши братья, донские казаки, многие города у иноверных поганых народов брали и сами этими городами не владели, все вам. Государь, земли прибавляли и кровь свою проливали за вас, государей, и за святые Божьи церкви и за веру христианскую... Если же ты не примешь города, то брести нам с голода и наготы всем врознь. А если примешь, то повели нам вернуться в свои юрты и жить по-прежнему»...
Но царь не принял Азова от казаков. Как ни заманчив был донской гостинец, быть может, важнее и самой Сибири, потому что открывал путь в чужие земли, но Русь не могла принять Азова. Истерзанная и своими и чужими врагами в смутное время, она еще не оправилась. Не было в ней порядка. Шайки разбойников бродили по Руси и грабили имения, поляки и шведы сообща воевали с Россией. Старые русские города были в руках поляков. Войско еще не было собрано. Русь только-только устраивалась.
Принять Азов, это значило бы начать кровопролитную войну с турками, а это было Руси не под силу! И царь отказал в помощи казакам и наказывал им оставить Азов.
Но казаки решили оборонять город, купленный кровью их братьев. Они дали крестное целованье в том, что Азова не сдадут.
Весною 1641 года громадная рать, состоявшая из разных народов, подвластных султану, отправилась морем из Царьграда и сухим путем из Крыма для обложения Азова. Командовал ею сераскир-паша Гуссейн. В войске этом было 6000 наемных мастеров осадного дела. Были венецианские кораблестроители, — в то время Венеция славилась своими кораблями не меньше, чем теперь Англия; были немецкие мастера подкопного дела, знатоки как брать города, были французские планщики, или землемеры, искусные снимать местность на бумагу, были греки и шведы. Целые толпы безоружных землекопов, молдаван и валахов, гнали с собою турки. Боевого войска считалось более ста тысяч. Осадных пушек, стрелявших ядрами в полпуда, было привезено на судах 129, да мелких полевых пушек 674 и мортир для перебрасывания снарядов через стены подвезли 32. С моря Азов обложили 45 больших кораблей и множество мелких лодок — галет, чаек и других.
24 июня войско подошло к Азову. Пестрою и шумною толпою окружило оно крепость. От знамен и от значков, от пестрых чалм и плащей казалось, что степь снова зацвела. Целый день гомонили на всех языках и кричали в стане турецком, целый день слышалось ржание коней, крик ослов и рев верблюдов и скотины. Точно буря шумела на синем море и волны ревели, разбиваясь о берег. Никогда еще казаки не видали такой большой рати. А ночью, на много верст, светились огни бесчисленных костров, зарево поднималось от них на небе и тишину уснувшего стана нарушали протяжные крики часовых да редкий рев ослов.
Но не смутились донские атаманы Наум Васильев и Осип Петров, засевшие в Азове с 5000 казаков.
Как только установили лагерь, сейчас же к стенам Азова подъехало три богато одетых всадника. Это были: Магомет-Али, янычарский начальник, — от турецкого главнокомандующего, Курт-Ага — от начальника турецкого флота и Чехом-Ага — от Крымского хана. Они явились для переговоров, с предложением сдать Азов. «Помощи и защиты ждать вам от Московского государя нечего, сопротивляться бесполезно, силы наши громадны, — молвили переговорщики, — сдадите Азов и получите за то 12000 червонцев сейчас же и 30000 по выступлении...»
Но не прельстился речами соблазнителей войсковой атаман. Отогнав переговорщиков от стен, он обещал прислать свой ответ.
Всю ночь в станичной избе атаманы составляли ответ, писарь записывал их речи, а переводчик переписывал на турецкий язык. Под утро длинное письмо было послано с пленным татарином сераскиру Гуссейну-паше.
Вот что писали донцы: "Мы вас отлично знаем, и силу вашу знаем тоже. Не раз бились мы с вами на суше и на море. Давно мы вас к себе поджидали, да вы что-то мешкали. Вы говорите, что турецкий султан прислал четырех пашей, да адмирала, да полковников, да триста тысяч солдат, не считая мужиков, и нанял против нас еще 6000 мудрых немцев... Что ж, не велика будет ему честь, если он нас возьмет такими громадными силами и умом, и разумом, и промыслом немецким. Он такой победой не изведет нашей старинной славы, и не запустеет от того Дон головами нашими!
И на взыскание наше (отомстить за нас) будут молодцы с Дона.
"Если же мы отсидимся от вас, со своими малыми силами, всего 5000, то великая срамота будет царю вашему от всех государств и земель.
Город Азов — строение великих царей греческих, православной христианской веры, а не вашего басурмана царя турецкого, и он завладел им напрасно. Мы — Божьи люди. Вся надежда наша на Его милость и на Пречистую Богородицу, и на всех святых Его угодников, и на своих братьев-товарищей, которые живут на Дону, по городкам. Те нас выручат.
Имя нам — вечное казачество донское вольное, бесстрашное! И нас не так-то легко побить.
Город Азов мы у вас взяли в 7145 году * у вашего царя турецкого, не как разбойники, или воры, а своею силою и умом, дрались с вами, поганцами, лицом к лицу, не боясь и не страшась вашей великой силы. Теперь мы сидим в Азове малыми силами нарочно, чтобы посмотреть ваш турский ум и промысел.
Помощи мы от Руси не ждем.
Будто такие люди, как мы, Руси надобны и дороги?
Мы в Московском государстве никому не нужны и не годны и это знаем отлично.
Государство Московское великое и пространное и многолюдное: сияет оно посреди всех государств и земель и орд басурманских, и греческих, и персидских, как солнце.
Нас, бедных, на Руси не любят, ненавидят нас, как псов смрадных, потому что ушли мы от государства Московского и из разных городов от неволи и налога, из работы и из холопства вечного и от неволи великой; от его государевых князей и бояр, и дворян, и детей боярских московских и всяких городовых приказных людей. Поселились мы здесь в непроходимой пустыне и надеемся только на Бога и на святых Его угодников!
Кому о нас, бедных, в Московском государстве потужить или порадеть? Все князья, бояре и дворяне, и дети боярские, и московские приказные концу, и смерти, и погибели нашей рады. Ничего нам с Руси никогда не посылают, кормит нас Бог в поле своей милостью; зверьми дикими, да морской рыбой питаемся, как птицы небесные не сеем, не орем, ни житницы собираем, а сыты бываем. Так мы, бедные, питаемся подле синего моря.
А серебро и золото мы берем у вас, за морем. То вы и сами знаете.
А жен себе выбираем у вас же, уводим из Царьграда и живем с ними.
И город Азов мы взяли у вас своей волей, а не государевым повелением, для добычи, и за это на нас, холопов своих дальних, великий Государь, Царь и великий князь Михаил Феодорович весьма разгневался и мы за взятие Азова боимся от Государя смертной казни.
Вы хотите, чтобы мы служили царю вашему турецкому, но нам это никак невозможно. Вот, если отсидимся в Азове от таких его великих сил, тогда побываем у него и за морем под его Царь-городом и посмотрим его город. Там с ним, царем турецким, уже обо всем переговорим.
Лишь бы ему наша казачья речь полюбилась!
Теперь нам с вами говорить не о чем.
Мириться нам с вами и верить вам нельзя. Разве может быть мир между христианином и басурманином? Христианин побожится душой христианской и на том стоит, а ваш брат, басурманин, побожится верою басурманской и все-таки солжет.
К нам больше со своею глупой речью не ездите. Сманивать вам нас — это только время терять понапрасну. Кто приедет — мы того убьем. Делайте то, для чего вы к нам под Азов-город присланы. Мы у вас же взяли Азов малыми силами, так и вы добывайте его своими многими тысячами. Только знайте, что не видать вам его из рук наших, казачьих, как ушей своих.
Вот разве примет его от нас Царь всея Руси, Михаил Феодорович, да вас им пожалует — тогда уже будет на то его государская воля!.."
Так писали казаки турецкому сераскиру-паше. Они нарочно писали о том, что царь их не жалует и в Москве их ненавидят, и что Азов взяли они самовольно, чтобы турки не напали на Москву. Пороча себя, они обеляли, выгораживали обожаемого своего монарха и отвлекали от России новую войну...
Все брали они на себя, на свои малые силы, надеясь только на Господа Бога!
25 июня, ночью, затрубили в турецком стане в трубы и видно было, что все полки стали собираться и строиться. Потом забили в большие барабаны, затрещали в маленькие янычарские барабанчики, и жалобно заиграла свирель. И поняли казаки, что турки готовятся на приступ. И так всю ночь били барабаны и трубили трубы, и копошился и гомонил стан турецкий.
На рассвете стало видно казакам, что турки выступают из лагерей. Загорелись на солнце золотые полумесяцы над знаменами. Там краснели, точно маков цвет, алые фески турок, там — как снег или стадо гусей — белела янычарская пехота. Наездники на дорогих конях в богатых уборах джигитовали впереди, выхваляясь своею удалью. На далеком пространстве видны были только войска. От треска и грохота больших барабанов, называвшихся набатами, от резкого завывания труб и гомона сотен тысяч людей шум был такой, какого казаки еще никогда не слыхали.
Окруживши стены азовские, турки бросились на приступ. Первыми пошли немецкие полки со стенобитными машинами, а за ними — лучшее войско турецкое — янычары. Одни стреляли по стенам, другие старались топорами и железными ломами сломать ворота, третьи приставили лестницы и лезли на стены. Турки, надеясь на свои громадные силы, хотели взять Азов сразу. Прикрывая полки, заговорила турецкая артиллерия...
И в ответ загремели казачьи пушки. Белый дым густыми клубами подымался над крепостью, молнией сверкал огонь из пушек — точно над Азовом стала грозная туча с громом и молниями.
Казаки заранее подрыли землю у стен и навели на подрытые места пушки, заряженные дробью и железными мелкими осколками. Толпы турок, попав на эти места, провалились и, пока они вылезали, казаки били их из пушек.
Страшен был этот день для турок! Уже громадное алое знамя с золотым полумесяцем было поднято янычарами на стены и за ним со’ всех сторон, как муравьи на гору, лезли турки, уже паши турецкие скликали людей ворваться в город. Казаки бросились к этому месту, отняли знамя и погнали янычар. Женщины готовили кипяток, плавили олово, раскаляли песок и носили все это на стены. Пока казаки огнем и копьями, а местами и в рукопашную, сталкивали турок со стен азовских, жены казачьи кидали на подходивших песок, лили кипяток и олово.
Уже солнце опускалось за холмами, уже краснела вечерняя заря и сумерки спускались на землю, а штурмы турецкие все не прекращались. На место убитых шли новые, и атака шла за атакой до самой темноты. Ночью турки отхлынули. Бой прекратился.
Утренняя заря осветила место боя. Везде убитые и раненые. Казаки убили в этот день шесть янычарских командиров, двух наемных немецких полковников и шесть тысяч наемных немцев. Трупы убитых турок лежали валом выше пояса вокруг города. Тучи черных воронов реяли над ними и солнце пекло их мертвые белые лица.
Под вечер к Азову прибыл переговорщик с переводчиком, просил разрешения убрать трупы убитых и предлагал за каждого убитого янычара по золотому, за начальников и полковников по сто серебряных рублей...
Но казаки отказались от денег.
— Мы не продаем убитых и не торгуем мертвыми, — сказал от войска атаман. — Не дорого нам серебро ваше и злато, дорога нам слава вечная. Это вам, собакам, из Азова от нас, донских казаков и молодцов — первая игрушка. Это мы только оружие свое прочистили, дальше вам хуже будет!
Два дня турки хоронили убитых. Тихо было в их пестром и горделивом лагере.
На третий день турки приступили к правильной осаде Азова. В продолжение трех дней тысячи рабочих копали землю и насыпали валы. На глазах у казаков вал поднимался все выше и выше и стал уже выше стен азовских.
Тогда казаки горячо помолились и, попрощавшись друг с другом, вышли всем отрядом, под начальством атамана, и силою в пять тысяч бросились на трехсоттысячное турецкое войско.
— С нами Бог! — кричали казаки, — разумейте языцы и покоряйтесь, как с нами Бог!
Атака казачья была так стремительна, что турецкие полки побежали. В эту вылазку казаки отняли несколько знамен и побили множество турок. Кроме того, взяли 28 бочек пороха, которым тут же подорвали турецкий вал.
Турки отошли дальше и принялись насыпать валы еще больше первого. На пять верст тянулся новый вал. Целые горы воздвигались вокруг Азова, на горы эти ввозили тяжелые пушки и устанавливали их против города.
Началась бомбардировка. Шестнадцать дней и шестнадцать ночей длилась она. Страшный грохот громадных пушек потрясал землю и — как записали об этом казаки — «дым топился до небес».
Турецкие ядра разрушали стены, ломали дома, валили башни. Разбита была ими церковь Иоанна Предтечи, все постройки были снесены до основания и только уцелела церковь Св. Николая Чудотворца, уцелела потому, что стояла внизу горы и снаряды до нее не долетали.
Но, по мере того, как валились стены азовские, казаки рыли землю и устраивали подземные жилища. Все зарылись под землю и хоронились там от пушечного боя. Затем казаки провели под турецкий лагерь 28 подземных ходов и начали по ночам делать подземные вылазки и нападать на турок. За разрушенными стенами насыпали земляные валы и так за время осады построили четыре вала!
Турки тоже прокопали подземные ходы, и началась страшная подземная война!
Тогда стали осыпать Азов всякими хитростями немецкими, бросали чиненные порохом ядра, раскаленные камни, наконец, вдруг перестали стрелять и 24 дня подряд кидались на штурм. Но казаки всякий раз отбивали турецкие атаки. Жены опять помогали своим мужьям сбрасывать турок с валов азовских.
Тяжело было казакам. Но не легче было и туркам. Турки ничего не знали о том, что делается в крепости. Перебежчиков у казаков не было, а от пленных ни обещаниями, ни пытками турки не могли дознаться в каком положении находятся казаки. В турецком стане не хватало продовольствия. Трупы убитых, плохо закопанные, лошадиные остовы разлагались в летнюю жару, и страшный смрад стоял над лагерем сераскира-паши. Начались болезни. Раненые и больные умирали без помощи и без ухода. Наконец, паша, чувствуя, что не взять ему Азова открытой силой, отписал турецкому султану грамоту и просил его отложить взятие Азова до весны.
— Паша! возьми Азов, или отдай свою голову! — отвечал ему султан.
В сентябре месяце сераскир решил взять казаков измором. В продолжение двух недель он каждый день посылал по 10000 человек на штурм, сменяя штурмующих каждый день. И днем и ночью вели непрерывную стрельбу по крепости.
Последние силы истощались у казаков. От смрада, стоявшего над городом от трупов, которые не успевали погребать, казаки стали болеть цингой, «поцинжели». От бессонных ночей и дневной работы при отбитии штурмов измучились.
«Ноги под нами подогнулись, — описывали казаки это тяжелое время, — и руки наши обороненные уже служить замертвели. А уста наши и не глаголят от беспрестанной стрельбы пушечной и пищальной. Глаза наши, по ним, поганым, стреляючи, порохом выжгло. Язык наш в устах наших на них, поганых басурман, закричать не может».
С трудом держали казаки в руках оружие и сами считали, что уже нет у них сил оборонять Азов. И вот они решили выйти из разрушенного турками города и пасть всем до одного, чтобы не было срама им, что они Азов сдали.
Ночью, 26 сентября, начали прощаться донцы с Азовом, который отстаивали четыре месяца. Тени, а не люди ходили по обломкам Азова и спускались к храму Николая Чудотворца.
— Прости ты нас, грешных и непотребных рабов своих, Великий Государь и великий князь всея России Михаил Феодорович, и вели помянуть нас, грешных, — говорили казаки.
— Простите все, православные христиане, и помяните души наши грешные со всеми нашими родителями. Не позор мы, бедные, учинили всему государству Московскому.
— Простите нас, леса темные и дубравы зеленые, простите нас, поля чистые и тихие заводи.
— Простите нас, море синее и тихий Дон Иванович. Уже нам по тебе, атаману нашему с грозным своим войском, не ездить и дикого зверя в чистом поле не стрелять. И в тихом Дону Ивановиче рыбы не ловить!..
Так простившись, на рассвете 27 сентября, истомленные, скорбные, раненые и больные люди вышли из лагеря и, выйдя, почувствовали в себе былую бодрость и силу. Встрепенулись сердца, и эти несчастные готовились дорогой ценой продать свою жизнь...
Но в передовых укреплениях турецких царила мертвая тишина. В утреннем тумане медленно продвигалась горсть защитников Азова. Но вот повеял с моря легкий ветерок, и казаки увидели пустой лагерь и турок, поспешно грузящихся на суда.
Господь услышал молитвы казачьи. Сераскир не счел возможным, в виду болезней в его лагере, продолжать осаду, и отступил.
Казаки, из последних сил, побежали за турками и открыли по уходящим беглый огонь, а потом атаковали и отняли одно большое знамя и семь малых знамен.
Так кончилась знаменитая оборона казаками Азова. Из пяти тысяч казаки потеряли 3000 убитыми, да и те две тысячи, которые остались с атаманами Наумом Васильевым и Осипом Петровым-все были переранены...
Уже Азов давно не крепость, а маленький торговый городок. Области Войска Донского, уже от стен его остались одни развалины, а кости защитников его давно погнили в земле. От Монастырского городка, где собиралось под Азов главное войско Донское, ничего не осталось. Его сожгли в 1643 году турки, мстившие казакам за доблестную оборону города, а память об азовских удальцах осталась и до нашего времени.
Ежегодно на Монастырском урочище совершается панихида по донским воинам, живот свой за веру, царя и отечество положившим.
В 1867 году на месте Монастырского городка сооружен на средства всего войска Донского памятник «в честь и вечную славу» донских героев, покорителей и защитников Азова. Памятник этот имеет вид часовни. Внутри поставлены иконы и сделаны надписи. Подле памятника стоят старые азовские пушки. В числе икон находится и точный список иконы св. Пророка и Крестителя Иоанна. Эта икона, быть может, одна из тех, перед которыми так трогательно молились израненные казаки перед уходом из Азова.
Панихида совершается в субботу, предшествующую 1-му октября. На панихиде этой бывают войска и представители соседних со Старочеркасском станиц, и начальствующие лица. Перед панихидой прочитывается грамота царя и великого князя Михаила Феодоровича от 2-го декабря 1641 года, присланная на Дон в похвалу службы и крепкостоятельства при защите Азова. После панихиды, при пении вечной памяти, войска отдают воинскую честь залпами из орудий и ружей, а музыка играет «Коль славен».
Затем все присутствующие, депутации и войска отправляются в Старочеркасск, где от станичного общества им предлагается, по древнему обычаю, поминальная хлеб-соль.
Так поминают донцы своих удальцов-героев.