10. Смутное время на Руси. Донцы с атаманом Епифанцем на службе у второго самозванца

Донские казаки недолго оставались в Москве. Большая часть их, вместе с атаманом Корелой, получивши еще от Лжедимитрия хорошую награду за мужество, отправилась обратно на Дон охранять свои вольные юрты от азовцев, крымцев и ногайцев. Осталось человек 500 настоящих гулебщиков, казаков голутвенных, с атаманами Межаковым, Епифанцем, Коломной, Романовым и Козловым. Они жили около Москвы в своем казачьем стане, проживая полученное жалованье, чуя своим разведчичьим чутьем, что тут, под самой Москвой, теперь опасней, чем под Азовом, что Русь замутилась окончательно. Под самой Москвою бродили отряды поляков, стоял большой стан запорожских казаков и, хотя войны Москва ни с кем не вела, всюду были ратные люди, всюду шумели и волновались вооруженные толпы народа.
Народ был празден. В это смутное время мало кто занимался обработкой полей. Боялись похода неприятеля, боялись, что солдаты отберут и потопчут поля. От праздности, от голода целые шайки крестьян бродили под Москвою, занимаясь воровством, а при случае, и грабежами. Страшно было жить на Руси. Но эта-то напряженная, опасная жизнь и нравилась донцам, в ней они были, как рыбы в воде.
Царь Шуйский не мог навести порядок на Русской земле. Он был слаб. Главное же, ему не на кого было положиться. Кругом была измена. Бояре завидовали ему, подкапывались под него, готовили новый мятеж.
Уже 17 мая 1606 года в народе появились новые, нелепые слухи. Боярин князь Григорий Шаховской стал распускать слух о том, что царь Димитрий жив, что в Москве убили не его, а какого-то немца, и что он укрывается пока, готовит силы, чтобы свергнуть царя Василия. Нашли и человека, похожего на Лжедимитрия. Вокруг него собрались вооруженные толпы беглых крестьян, поляки, примкнули к ним и некоторые отряды запорожских казаков. Так появился на Руси второй самозванец — Лжедимитрий II. Снова начались бои и осады городов русских русскими же войсками. Не довольствуясь одним самозванцем, в взбунтовавшихся толпах выдумали еще и третьего — Лжепетра, рассказывая о том, что будто бы у царя Феодора Иоанновича был сын Петр. Каждая шайка выставляла своего самозванца. Беглые крестьяне, городская голытьба, воры и мошенники составляли шайки, выбирали себе предводителя и грабили усадьбы, жгли деревни, сжигали хлеба. В минуту опасности они являлись к какому-либо из самозванцев и становились в ряды его дружин, называя себя казаками.
Но какие же это были казаки?
Настоящие казаки ожидали прояснения в этом смутном деле. Первые же слухи о появлении Лжедимитрия II их взволновали. Ведь они ему присягали, они считали его прирожденным государем, они любили его, как своего царя! — значит, они должны были бы и умереть за него. Но так же, как и первый раз, они не торопились идти по первому слуху. Они послали разведать, что за новый Димитрий появился на Руси. Теперь это было легче сделать. Большинство казаков видело и знало Димитрия. Разведчики вернулись с неутешительными вестями. Они не видели Димитрия. Он скрывался где-то в Литве, он не появлялся к своим войскам, за него воевали и управляли князья и воеводы. Это не походило на Лжедимитрия. Тот был храбр. И казаки решили выжидать, что будет дальше. Их сманивали богатыми дарами, прельщали большим жалованьем — они ждали, где будет правда. И только тогда, когда польские войска, воевавшие от имени самозванца под начальством гетмана Рожинского, подошли к самой Москве и укрепились в Тушино, часть донцов, увлеченных атаманом Епифанцем, явились к нему и обещала участвовать в осаде Троице-Сергиевской лавры.
Но, давши это обещание, казаки были неискренни. Им, настоящим русским людям, трудно было быть заодно с поляками. Рука не поднималась бросать ядра в стены, за которыми сверкали православные кресты и хранились мощи преподобного Сергия, весьма чтимого донскими казаками. Совесть мучила донцов. Тревожили их сонные видения.
Одному из казаков явился ночью Св. Сергий и говорил ему: «Не даст вам Бог жезла на жребий свой».
Он рассказал про это видение товарищам, и призадумались донцы. Доложили о видении атаману. Епифанец отправился к польским воеводам Сапеге и Лисовскому и рассказал им о смущении своих товарищей.
— Эти знамения, — сказал донской атаман, — не на добро нам: будет великая гибель!
Польские паны сочли Епифанца человеком опасным, могущим погубить все дело, и решили убить его. Но донцы узнали об этом. Страшное возмущение произошло в их стане. Живо собрались они при оружии на круг, вынесли иконы, помолились и все, как один, поклялись преподобным Сергию и Николаю «не делать зла царствующему городу Москве и стоять с православными заодно на иноверных».
В ту же ночь поседлали они коней и пошли из стана польского на юг, к себе, на Дон. Поляки сейчас же снарядили за ними погоню из литовской конницы. Литовцы догнали донцов на р. Клязьме у деревни Вохны. Начались переговоры. Литовцы увещевали донцов вернуться к полякам и продолжать осаду монастыря, но казаки были непреклонны. Литовцы хотели взять донцов силою, но казаки не дались и спокойно вернулись на Дон, в свой Смагин юрт.
С уходом донцов легче стало монастырю. Иноки лавры составили об этом писание и отметили на память потомству глубокое усердие донцов к вере.