Инженер Н. И. Липенский в управлении по шлюзованию Дона — из богатырей младших.
Богатыри старшие — начальник работ Юргевич и его помощник Водарский.
Инженер Липенский — производитель работ на шлюзе № 2 — в станице Константиновской.
Как инженер Фидман — производитель работ на шлюзе № 1 — в станице Кочетовской.
Как инженер Лебедев — производитель работ на шлюзе № 3 и
№ 4 — в станицах Николаевской и Камышовской и т. д.
В станице, когда говорят «наши продвинулись вперед», станичник с большим оживлением вскрикивает:
— В каком карьере?
В германской армии много генералов, но чаще всего упоминаются Гинденбург и Макензен.
Если Водарский-Гинденбург <sic! — вместо: «Водарский — Гинденбург»>, то Липернский, и только он — Макензен.
Производителей работ много, но Липенский вспоминается чаще других.
Усиленно говорят, например, о его даче.
В списке абонентов телефона по шлюзованию Дона под № 25 значится:
— Дача Липенского.
Но станичники отмечают на даче странную ассимиляцию:
— Не то Гаусман в Липенском ассимилируется, не то Липенский в Гаусмане.
Есть[,] правда[,] сторонники и еще одной версии, будто бы оба: и Гаусман, и Липенский ассимилируют на даче управление по шлюзованию Дона.
Извозчик, везущий меня на дачу Липенского, резюмирует
«прения сторон»:
— Шлюзовая дача.
Дача расположена от станицы в двух или трех верстах. Последним ее владельцем был дворянин Туроверов, купивший ее у дворянина же Номикосова, слывшего в станице за владельца лучшей дачи в станице.
Дорога первое время вьется около станицы. Мелькают опрятные строения, улыбающиеся окошками вытянувшемуся в песчаных берегах Дону.
Шумит паровая мельница. Колеса пролетки тонут в песке. Жар еще не спал и от раскаленного песка пышет горячим воздухом. Но чем дальше — тем лучше. Воздух становится свежее. Строения станицы уступают казачьим виноградникам и садам. Через плетни и заборы свесились ветви высоких рент <sic! — вместо: «раин»> и верб. По пригорку ползут виноградные лозы. Кое-где обнажились молодые зеленые виноградные кисти.
Веет прохладой.
Дача Липенского.
По пригорку террасами сидят, как наседки, оберегающие цыплят, виноградные лозы.
Чем выше — тем прохладнее.
Под толстым в два обхвата стволом дерева — свежий источник. Сочится холодная вода, разбегаясь по илистому дну.
Картофель, арбузы, петрушка, укроп.
Цинцинат не без удовольствия провел бы здесь свои дни покоя.
Парники, цветники.
Все это еще имеет характер новоселья, беспорядка, обязательного на новоселье, но уже говорит о том, что здесь будет житься вольготно и весело.
На бугре строиться <sic! — вместо: «строится»> роскошный дом не для одного только дачного житья.
Дом строиться <sic! — вместо: «строится»> из солидных сосновых пластин и обкладывается в целый кирпич, а не в пол-кирпича, как это принято в станице.
В доме приспособляется паровое отопление, водопровод, электрическое освещение.
Около дома великолепнейшие бассейны для купания, сделанные из толстых каменных плит.
Очевидно[,] в жаркие дни истомленный солнечным зноем владелец дачи погрузит свое тело в холодную воду и выйдет из воды снова бодрым и сильным, способным трудиться отечеству на пользу[,] себе на славу, родителям на утешение.
От дома идут правильно разбитые аллеи деревьев,
декоративных и фруктовых. В этих тенистых аллеях также можно
спасаться в жаркие дни.
В уютном уголке дачи маленькая открытая беседка, с роскошным видом на окрестности.
Далеко внизу узенькой серебристой лентой вьется Дон, скрывающийся за высокой песчаной косой.
Отсюда лучше всего смотреть на косу, которую будут прорывать для устройства для устройства шлюза № 2.
Кругом зеленые «кудрявые» пейзаж.
Вечером при луне хорошо помечтать в этой беседке.
Умиротворенная тишиной душа... Ласковый шепот ветерка... Томный взгляд луны, кокетливо прячущейся за бродячую по небу тучку.
Такую беседку в летнюю пору можно сдавать в аренду романистам, ищущим тихие «пеизансистые» <sic! — вместо: «„пейзанистые“»> уголки для встреч героев и героинь.
В этой же беседке в тихую лунную ночь каторжник раскается в былых преступлениях и, бросив свое ремесло, попроситься <sic! — вместо: «попросится»> на карьеры в каменотесы.
Тенистые аллеи уводят путника вглубь сада, незаметно переходящего в чистый и опрятный двор.
Во дворе направо — обложенный кирпичом винный погреб. Кирпич новой кладки. Так и «кричит» о своей свежести бледным румянцем боков.
В таком погребе вино может служить живой и пенистой хронологией постройки донских шлюзов.
Мускатное — года постройки шлюзов № 1.
Золотовское — года постройки шлюзов № 2.
Когда по шлюзовому Дону гордо и быстро пойдут не теперешние донские пароходы, а куда их получше и поглубже сидящие — в погребе будут уже и пятилетние вина.
А нашим внукам, может быть, доведется выпить и старое «шлюзовое» вино из подвалов инженера Липенского.
Пусть судьба будет щедра к нашим внукам и пошлет им стаканы побольше.
В глубине двора — по соседству со степью [—] постройки из саманного кирпича. Налево — помещения для рабочих, а направо — конюшня и помещения для кучеров и прислуги.
На всем на этом лежит печать довольства, комфорта и фундаментальности.
В саду-ли, во дворе-ли, на дне-ли бассейна, когда он наполнится студеной водой, можно ежеминутно становиться на колени и благодарить Создателя, что он создал хозяина дачи производителя
работ на шлюзе № 2.
Я очень жалею, что мне не пришлось видеть на даче хозяина дачи.
Ведь счастье бывает иногда и в том, что увидишь счастливого человека.
Как уроженца Дона меня радовала мысль, что еще задолго до шлюзования Дона, когда еще не закончены подготовительные работы для шлюзования, донские берега уже украшает дача Липенского. А так как производителей работ много, то значит дача Липенского не затеряется сироткой среди казачьих садов и виноградников.
Будут дачи и у Фидмана, и у Маевского, и у Чижевского[,] и у других, раз производителям работ вообще полагаются дачи.
Если же и не полагаются, то инженер Липенский научит товарищей, как гримировать дачи в отчетах.
Ум человеческий тонок и гибок, а у инженеров в особенности
— математика обостряет мышление и делает его отточенным: Липенский в отчетах свою дачу изобразил в виде лошадей, купленных будто бы для работ и, наверное, издохших вопреки общему желанию, но без заранее обдуманного намерения.
Так дача инженера Липенского и стоит в виде табуна в отчетах, а ревизоры будут головы ломать, зачем было превращаться в коннозаводчика.
Будут пить чай на даче у инженера и удивляться...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
С дачи Липенского я вышел в сад казака-соседа и, бережно обходя завязи арбузов и дынь, вышел в степь.
Казак — хозяин сада [—] остановил меня:
— Так как же мы будем?
— Что как? — изумленно спросил я.
— Чи вы купите, чи нет?
— Что купите?
— Да сад мой.
— А разве я с вами торговался?
— Да вы не шлюзовой что-ли? — в свою очередь изумленно спросил казак.
— Нет.
— Странно, [—] и казак даже развел руками от изумления. [—] Не нашинский и не шлюзовой? А я думал — шлюзовой, вот и спросил. Садик я им хочу продать, а они говорят[:] дорого. Каких-нибудь десять тысяч прошу, а они — дорого.
Я посоветовал казаку просить пятнадцать тысяч и, оставив его обдумывать мой совет, уехал.
Даче казака красная цена — шестьсот и много-много тысяча рублей.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Дача Липенского осталась далеко позади, спрятанная за ветвистыми высокими деревьями. Ясно обрисовывались только постройки для рабочих.
Природа покровительствует инженерам, пряча их в приют под сень деревьев, оставляя случайному путнику любоваться деловым двором.
Колеса пролетки стучат по гладкой дороге. Копыта лошади гулко и чеканно отбивают какой-то такт.
Дремлется...
В станице рассчетливых и домовитых хозяев вспоминается таблица умножения:
— Если помножить дачу Липенского на шесть производителей работ — расход будет приблизительно тысяч в двести-триста.
