Родилась 1 марта 1938 года в Семикаракорске. В 75-летнем возрасте о своей жизни она рассказала следующее.
Из раннего детства мало что помню. Родители, старшие сестра и братья меня очень любили, баловали, мне доставалось больше сладостей, но когда я видела, что Володе доставалось меньше, то советовала ему: «А ты заплачь и тебе дадут больше», все смеялись, и это стало в семье своеобразной поговоркой. Родители нас очень любили. Когда папу 2 июля провожали на фронт, он всех обнимал, целовал, а меня не в силах был отпустить. Прижмёт к себе, поставит на землю и снова берёт на руки. В тот день папа видимо не брился, и его щетина колола мне щёки и это ощущение живёт во мне по сюю пору. Уже 9 декабря 1941года папа умер в Кисловодском госпитале от ран, полученных в бою между Таганрогом и Ростовом в конце ноября.
Военные и послевоенные годы наша семья переживала очень тяжело, полугодовая немецкая оккупация, бомбёжки, голод, бедность — вот атрибуты нашего детства. Мама работала сутками и приходила домой, чтобы только посмотрерть на нас, однажды она в буквальном смысле свалилась без сил около нашего жилища, а соседи не позволили нам будить её, «пусть поспит». Мы росли без опеки взрослых, воспитывали друг друга сами. Старшая сестра Анна Васильевна следила за чистотой, готовила какую-то пищу. Мама вмешивалась в наше воспитание редко, но метко. Она давала нам какие-то задания по хозяйству и осуществляла контроль. Однажды мы должны были вскопать огород, но заигрались и забыли. Когда мама пришла домой вечером, взяла лопату, поставила в огороде керосиновую лампу и начала копать. Глубокое чувство стыда заставило нас взять в руки лопаты и встать с нею рядом.
Однажды знакомые наших родителей из станицы Кочетовской попросили маму отдать меня в их семью на воспитание, своих детей у них не было. Я пряталась за спины своих братьев и ни как не хотела уезжать из семьи и мама не согласилась на такое предложение.
Росли мы весёлыми, шумными, голодными, летнюю одежду шила нам мама, бывали завшивленными. Мыла не было, мыли голову и стирали одежду золой от сожжённых стеблей подсолнечника. Медицинскую помощь получали по результатам «уличного обхода». Старенький седовласый врач районной больницы подходил к ватаге играющих на улице ребят, мы становились в очередь и он осматривал каждого. Пришло время учёбы в школе, в первом классе училась я до глубокой осени, потом развалилась моя обувь, и учёбу пришлось отложить до следующего года.
Шли годы, мы подрастали. Братья мои были не без таланта, Ваня обладал хорошим голосом и музыкальным слухом. Дядя Коля (брат нашего отца) в один из приездов к нам в гости купил Ивану балалайку, игру на которой брат освоил в совершенстве. Он великолепный расказчик с задатками юмориста, его расказывсегда сопровождаются хохотом слушателей. Володя спортивного сложения, обладал аналитическим умом, привлекал к себе людей открытостью, пониманием сути человека, состраданием, добротой. Какую бы должность он не занимал люди шли за ним как за надёжным человеком.
Братья мои были большими тружениками, целеустремлёнными, открытыми для общения. Они рано вылетели из родного гнезда. Иван после шести классов учился в Ростове в ремесленном училище, а Володя после семилетки — в Константиновском сельхозтехникуме. Но даже после того как они приступили к трудовой деятельности, братья продолжали упорно учиться, Ваня в вечернихшколе и техникуме, а Володя окончил Ростовскую высшую партийную школу и Донской сельхозинститут заочно.
В 1946 году мама вышла замуж за Яценко Ивана Филипповича в надежде облегчения жизни, но улучшения не наступило. Когда мы жили в совхозе № 10 в тёплую и сухую погоду в школу мы ходили пешком на центральную усадьбу совхоза 6 километров, а в непогоду жили в школе. Для нас был выделен класс, поставлены кровати, столы и жили мы там всемером. Летом все ученики работали в овощеводческой бригаде на прополке и уборке овощей. 20 августа 1950 года мы с мамой убирали кукурузу на своём участке, она почувствовала себя не хорошо, оставила меня на участке, а сама пошла домой. К вечеру за мной и собранным урожаем прислали телегу, а когда я пришла домой, на кровати лежала запеленованная новорождённая Галочка, а мама готовила картофель на ужин. Отчима дома не оказалось. Потом мы возвратились в Смикаракорск, построили глинобитную хатёнку, пол был земляной, стены ещё не просохли, воздух в нашем жилище был влажным. Когда после окончания школы для получения справки о состоянии здоровья я прошла флюроографию, то выяснилось, что я переболела туберкулёзом, на лёгких обнаружили рубцы.
В школе жизнь была интересной. Я ходила в дом пионеров, где работали бесплатные кружки по интересам. Струнным оркестром руководил китаец, обучал нас жестами и мимикой, но «Светит месяц» и «Камаринскую» играли мы не плохо. Были и прекрасные школьные вечера с танцами. Мы много читали, книги брали в библиотеке. Помню, читала «Хождение по мукам» Толстого и оставила книгу на подоконнике, Галочка была маленькой, ей нравилось разрывать бумажные листы. Со слезами на глазах принесла я книгу библиотекорю, но она отнеслась к этому событию с пониманием. Дала мне клей и тонкую папиросную бумагу. Пока я склеивала листы мой «глазастик» с печалью смотрела на мою работу.
В 1956 году я окончила десятилетку. Начались обсуждения, что делать дальше. Отчим советовал стать парикмахером, ибо средств для обучения в институте у нас нет. Одни друзья приглашали ехать с ними на целину, другие — поступать за компанию на геологический факультет Новочеркасского политеха, но я мало что понимала в геологии и отказалась. По собственной инициативе с фанерным чемоданом, обтянутым полосатым чехлом от матраса, отправилась я в Новочеркасск, к своему родному дяде Харламову Василию Даниловичу (брат мамы). Тогда он работал директором опытного подсобного хозяйства Южного научно-исследовательского института гидротехники и мелиорации. Подсобноехозяйство практически полностью обеспечивало население города овощами, а дядя пользовался большим авторитетом в городе. Дядя выслушал меня и только спросил, какого вступительного экзамена я больше всего боюсь. Жила я в общежити вместе с другими абитуриентами, занималась на подготовительных курсах. На экзаменах за сочинение получила отличную оценку, перед экзаменом по математике приуныла. А когда открылась аудитория, где принимали экзамен, я увидела своего дядю. В итоге в моём экзаменационном листе и по математике стояла оценка отлично. Не честно? Да, но расказываю как было.
Сколько было радости, неописуемого счастья, когда меня зачислили в инженерно-мелиоративный институт на факультет лесного хозяйства. Пять лет я жила в комнате общежития с тремя девочками. Общежитие располагалось на западной окраине города около рощи, откуда по вёснам раздавались трели соловьёв и гомон птичьих голосов. Училась я с удовольствием, это были лучшие годы моей жизни, молодость, общение со сверстниками и ничего, что стипендия была 26 рублей на первом курсе и 36 — на последнем. Постоянной материальной помощи ожидать было неоткуда, мы с подругой Машей по 3-4 дня не ходили на занятия — лежали, чтобы экономить энергию. В семью брата Ивана в Красный Сулин я приезжала, как домой, меня всегда хорошо встречали, давали какие-то продукты, немного денег, да ещё проверят, как я одета. Помню Лида (жена брата) покупала себе босоножки, я стояла рядом как консультант, увидела красивые зелёные босоножки на высоких каблуках, такую обувь я никогда не носила. Решила хоть померить, босоножки так красиво смотрелись на моих длинных ногах, что продавец восхитилась. Лиде тоже понравилось, и она купила их для меня. Я была очень благодарна ей, а через много лет купила ей хорошие туфли. После первого курса в 1957 году в группе из 30 человек поехали на целину в Акмолинскую область. Везли нас в вагонах для транспортировки животных, так называемых телятниках, вокруг бескрайняя степь. Мы трудились добросовестно и на заготовке сена, и на уборке зерновых культур. Сушили зерно на току, веяли, складировали в бурты. Ребята, не имея водительских прав, работали шофёрами на отвозе зерна от комбайнов. Еду готовили сами, продукты и воду привозили местные казахи, народ очень приветливый, угощали нас национальными блюдами, мы научились делать кумыс из кобыльего молока. Рядом с нами работали студенты Алма-Атинского педагогического института. Жили в мазанке разделённой двумя простынями на мужскую и женскую половину. Моральные устои были строгими, и когда кто-то во сне перекатывался на другую половину, утром раздавался громкий хохот. Работали мы на целине более трёх месяцев, отъезд был грустным, начал срываться снег, дул сильный ветер, а длинные и широкие бурты зерна оставались на току. Не было подъездных путей и транспорта, чтобы вывезти это зерно к железной дороге. Казахи сказали, что возможно к новому году зерно сожгут. На душе было гадко, создавалось впечатление, что нас обманули. За работу нам хорошо заплатили, мне дали квитанцию на получения 800 килограммов зерна на элеваторе по месту жительства, которую я отдала маме и немного денег, ей попрежнему жилось трудно. На остальные я оделась с ног до головы Производственная практика у нас проходила в разных местах, в том числе на Кавказе в Псебайском лесхозе, там я увидела настоящую красоту леса, ежевичные заросли, журчащие ручьи, высокие густые папоротники, плодовые деревья. Летом дней на 10 я приезжала домой.
Галочку отвела в первый класс, она была худенькой и не подготовленной к школе. Я её обнимала, а по щекам текли слёзы. Позже, когда Володя с Верой какое-то время жили у мамы, Вера помогала Гале осваивать школьную программу. К 18 годам Галя превратилась в красивую большеглазую девушку, работала она парикмахером, осуществилась мечта нашего отчима.
На моей защите диплома в 1961 году, присутствовал начальник Ростовского областного управления лесного хозяйства, после защиты долго со мной беседовал и предложил остаться в Ростовской области, я согласилась. В настоящие леса распределения не было, а в Калмыкию и Астраханскую область я ехать не захотела. Меня определили на работу в Боковский лесхоз. Там меня никто не встречал и не ждал, директор проворовался и был уволен. Нашла я себе квартиру, утром пришла в лесхоз и без всякого инструктажа приступила к работе. Был назначен новый директор из районного партийного аппарата, честный трудяга, но обременённый большой семьй, женился поздно и каждый год в семье рождался ребёнок.
Работали мы дружно, слаженно, с удовольствием, сажали по полям лесные полосы, вели рубки ухода, через полгода я уже работала главным лесничим. Свободное от работы время проводили интересно, нас было пятеро молодых специалистов разных профессий: корреспондент местной газеты, механик, агроном, бухгалтер. Собирались мы вечерами в полученной мной комнате с соседкой и общей кухней. Горели свечи (электричества ещё не было), читали стихи, пели песни, ходили в кино, обменивались книгами. Поклонники у меня были и во время учёбы в институте, и когда начала работать, но для замужества я не была готова. Очевидно наложился отпечаток семейных отношений с отчимом в отроческие годы.
С Владимиром Павловичем Дьяковым, моим будущим мужем отношения завязывались ещё в студенческие годы. Учились мы на одном факультете, после окончания института распределился он в Астраханскую область, переписывались. Когда отношения наши стали слабеть, он неожиданно появился на пороге конторы моего лесхоза. Стояла непогода, самолёты не летали, автобусы не ходили, асфальтовую дорогу ещё не проложили. Сто километров от Обливской до Боковской Володя добирался пешком, этим «походом» он окончательно меня покорил. Мы договорились провести отпуск вместе в Ленинграде, где служил его старший брат Юрий Павлович. В июле мы уехали в Ленинград, бродили днями и ночами по городу, восхищались его красотами. Затем поехали в Таганрог, знакомиться с его родителями. Павел Павлович Дьяков (1901-1976) родился в селе недалеко от Харькова, окончил рабфак по спецальности металлург-прокатчик, работал в Харьковском метеллургическом институте, затем на заводе, с началом индустриализации «по призыву партии и правительства», (хотя никогдани в каких партиях не состоял), приехал трудиться на Таганрогский металлургический завод. В армию не был призван по брони, а при эвакуации завода, был оставлен с приданным ему взводом сапёров для подрыва заводского оборудования с задачей: немцы не должны наладить выпуск продукции. Задание было выполнено, запустить завод в работу немцы не смогли, но отступить ни солдаты, ни Павел Павлович не успели. Сапёров немцы расстреляли, в городе им поставлен памятник, а Павел Павлович вместе с семьёй сменил квартиру, в которой они прожили весь период оккупации и никто их не выдал, хотя немцы его искали для привлечения к заводским работам. В востановлении завода после оккупации Павел Павлович актитвно участвовал, как и в выпуске продукции,работая заместителем начальника прокатного цеха. В 1956 году вышел на пенсию по «горячей сетке».
Был женат на Ефросинье Емельяновне Буряк (1902-1987), тоже украинка, сельская дивчина, до революции училась в гимназии, при советской власти в медицинском училище, работала зубным техником, а после рождения детей домохозяйка. В семье родилось двое детей: Юра в 1929 году, окончил Харьковский радиотехнический институт, кандидат наук, на пенсию вышел в звании капитана первого ранга. Володя — в 1938 году, окончил Новочеркасский гидромелиоративный институт, факультет лесного хозяйства.
Приняли меня Володины родители доброжелательно. Имели они великолепную, ухоженную дачу, проводили там опыты по выращиванию, прививке плодовых деревьев, клубники, овощей. У них было хорошо и спокойно.
Когда мы вернулись в Боковскую, директор лесхоза был шокирован моим отъездом, уговаривал Володю остаться работать, обещал добротную квартиру и прочие блага, но мы всё-таки уехали. В селе Старица Черноярского района Астраханской области, где Володя работал лесничим, работу мне предоставили только через два месяца, назначив на должность помощника лесничего. Жили мы на квартире у одинокой женщины, она сама построила дом, но на перегородки средств не хватило, поэтому жили мы вместе в одной большой комнате, посередине которой стояла большая голландская печь. Топили дровами.
Природа на Волге красивая, особенно в весенний разлив, много рыбы, водились и осетры. Жители ходили на военный полигон в Капустин Яр, продавали чёрную икру по пять рублей за поллитровую баночку, а жёны офицеров ругались за то, что их рано будили. Не прожили мы и полугода, как нас молодых специалистов направили в другое лесничество, за какие-то дела там освободили лесничего от работы.
Посёлок Раздольный, с населением не более ста человек русских и татар, в 70 километрах от райцентра без больницы, магазинов, электричество до 22 часов вырабатывал свой генератор. Не было ни каких бытовых электроприборов. Из культурных мероприятий только кино, привозили в клуб фильмы по заказу. Жилимы в одной половине старого барского дома, в другой располагалась контора лесничества. Дом стоял на высоком берегу Волги и когда самолёты сельхоз авиации вели борьбу с лесными вредителями, змеи ползли к нашим жилищам. Естественно, что «удобства» были во дворе, и нередко можно было видеть змею, выглядывающую из стульчака. Однажды вечером змея вползла в нашу комнату, Андрюша только научился ползать и решил догнать живую игрушку, Володя едва его подхватил. Воду для питья, хозяйственных нужд нам привозили водовозом, хлеб я пекла сама на хмелевых дрожжах.
В лесничестве был большой объём работ: посадки леса, рубки ухода, охрана. Леса были относительно чистыми, без пожаров. Теперь, развалив лесное хозяйство, до предела сократив рабочие коллективы, правительство обрекло леса на захламление и пожары, ни каких лесовосстановительных работ не проводится. Усилия людей по расширению лесных насаждений уходят в прах и пепел.
Отношение к работе у людей удивляло. Иногда пошлёшь за ними машину в конце рабочего дня пораньше, ведь целый день работают на астраханском солнце, но они трудятся ровно до 17 часов, машина стоит в ожидании. А ведь заработная плата была мизерной, за дело они болели душой. Теперь о таких говорят «работа дураков любит», но ведь такие «дураки» государство укрепляли, а «умники» его только разорять и грабить умеют.
Объём хозрасчётных работ тоже был не маленький. Нужно было ежедневно обеспечить работу пилорамы. Лес мы заготавливали сами на многочисленных островах, зимой транспортировали его на волах и тракторах по льду через Волгу в посёлок. Кроме пилорамы работали деревообрабатывающие станки по изготовлению готовой продукции. Нужны были обширные знания и организаторские способности, мы старались. Кроме нас другой власти в посёлке не было, социальные проблемы возлагались на нас, то скандал в семье, то драка, обеспечение водой, топливом, светом, наделение сенокосами и т.д.
Но и при такой занятости Володя находил время на рыбалку и охоту, а когда мы купили мотоцикл «Ковровец», застать его дома после работы было невозможно.
5 февраля 1964 года у нас родился сын Андрюша. Была холодная снежная зима, семь километров везли меня на тракторе с санями в село Каменный Яр, где был фельдшерский пункт. Возникли какие-то сложности, роды длились трое суток, я теряла сознание. И чем могла помочь мне фельдшерица, у которой в шкафу под стеклом стояли лекарства с надписями: от головы, от живота и т.д.
Родился мальчик весом 4 килограмма, с крупной лысой головой, крепкий, здоровый, но очень шумный, от его крика я буквально валилась с ног. Позднее свекровь сказала мне, что её дети кричали до 6 месяцев, когда начинали сидеть, так и случилось. С шести месяцев он рос чудесным ребёнком, к году на его голове появились кудряшки, к одиннадцати пошёл своими ножками, розовые щёчки — ну просто картинка. Нашлась прекрасная няня бабушка Ганя и её помощник деда Лёня, очень чистоплотные люди. Они очень любили Андрюшу, баловали его, кормили своими продуктами, у них была корова, куры. Няня купала его в обед перед сном, а я вечером. Рос Андрюша крепким и здоровым, мы заваливали его игрушками. Приезжавший в гости родной дедушка Павел Павлович, добрейший и заботливый человек, смастерил для Андрея огромный деревянный манеж, в котором Андрюша сидел, ходил и даже спал. Свободного времени у меня не было, выходным днём было только воскресенье и нужно было постирать вручную, прокипятить, приготовить еду, в холодное время топить печку, испечь хлеб и прочая домашняя работа. Кроме того, из-за дальности крупных магазинов было трудно с детской одеждой. Поэтому мы купили швейную ручную машинку и сама шила Андрюше одежду. У сына рано проявились музыкальные способности. В полуторогодовалом возрасте Андрюша безошибочно выбирал нужную грампластинку, ставил на радиолу, слушал и пританцовывал. Позднее, уже перед началом учёбы в школе, дедушка и бабушка Дьяковы купили внукам пианино, дети учились в музыкальной школе, но музыкальное образование Андрюши было прервано случившейся трагедией.
К нам в гости приезжали родственники, мама Анастасия Даниловна, была в период пыльных бурь, и её очень опечалил наш быт. Брату Юрию Павловичу и его семье очень понравилась Волга, но бытовыми условиями жизни были крайне возмущены. Юра человек активный, быстро нашёл нам работу в Ленинградском тресте садово-паркового хозяйства зелёного строительства. В сентябре 1965 мы переехали в Ленинград, некоторое время всемером жили у Юры в его двухкомнатной квартире. Его жена Римма, заботливая, добрая женщина, к которой можно отнести выражение «ангел воплоти», обладала большой любовью к ближним и громадным терпением. Затем мы получили квартиру на территории лесопитомника, я работала в питонике, а Володя лесничим Володарского лесничества. Всё у нас ладилось на работе и для Андрюши нашли местную весёлую бабушку-няню. Значительно улучшился наш быт, центральное отопление, стиральная машина, телевизор и другие бытовые приборы. Римма покупала нам билеты в театры, посещали музеи, вход был бесплатным, по туристической путёвке побывали на псковщине. Рядом был хороший пруд, ходили на лыжах, гуляли по изумительным паркам Ленинграда и пригородам. Однако, несмотря на всю стабильность жизни, мы тосковали по волжским просторам, да и зарплата у нас была мизерной. Валентина Садрутдинова, моя подруга по институту, настоятельно приглашала нас на жительство и работу в город Калач Ростовской области. Когда она сообщила нам, что в лесхозе освободились два места работы и квартира, мы решили возвратиться на Дон. Огорчились нашим отъездом и родственники, и руководители хозяйства. До сих пор думаю, правильно ли мы поступили, согласившись на очередной переезд.
Так в1966 году мы оказались в городе Калаче. Володя работал лесничим, я — инженером. Город засыпало песком, нужно было устроить защиту из лесопосадок, этим мы успешно занимались, выращивали сеянцы сосны и других лиственных пород, сажали большими массивами. У лесника Дьякова Владимира Павловича это хорошо получалось. К нему привозили иностранцев для обмена опытом.
Но, работа работой, а моему мужу захотелось иметь дочь, он даже рисовал мне её словестный портрет. Что делать, желание мужа закон для жены и 4 мая 1969 года у нас родилась Олечка, когда врач приняла её в роддоме, то воскликнула, какая красивая фигурка! У неё были рыжеватые длинные волосики и длинные ножки, поэтому в детстве её называли кузнечиком. Дети очень хорошо относились друг к другу, однажды Андрюша в порыве нежности к сестрёнке сказал, я её так люблю, аж плакать хочется. Они были красивыми, незлобивыми, улыбчивыми. Андрюшу определили в детский сад. Будучи первоклассником по пути из школы заходил в гости к своим няням, они его кормили, а он расказывал им о своих школьных делах. В период отпусков мы ездили в гости к родственникам в Таганрог, Семикаракорск, где собирались для общения. Мы обсуждали свои семейные дела, вспоминали ушедших из жизни родственников старшего поколения, пели песни, рассказывали друг другу о своих проблемах, получали советы близких людей. В общении проявлялось родство не только по крови, но и по мыслям, по взглядам на жизнь, семейным традициям, взаимной помощи, через общение складывались и укреплялись родственные связи.
В 1972 году Ростовское управление лесного хозяйства предложило Володе командировку в Монголию по передаче опыта работы лесоразведения. Я возражала, там для Андрея не было русской школы. На семейном совете решили, что муж поедет один на разведку. Всё ему понравилось, только нас нехватает. Время шло, приближался сентябрь, а мы всё не могли определиться с Андрюшей. Выручила семья брата Володи. В то время он работал директором совхоза, а его жена Вера учительницей начальных классов в школе. Они согласились взять в свою семью Андрюшу. Вера вела в тот год второй класс, и наш сын попал не только под домашнюю, но и школьную опеку Веры. Забот ей, конечно, прибавилось, Андрюша был добрым, послушным, пытливым мальчишкой, но немного шкодливым из-за своей любознательности. В семье Фроловых к Андрюше относились также как и к родному сыну Саше, который был старше своего двоюродного братишки и тоже оказывал на Андрея положительное влияние.
До конца наших дней мы будем благодарны семье брата за помощь в трудное для нашей семьи время. Добрые родственные связи мы унаследовали от старших поколений. Пока воевал наш дед Фёдор, до десяти лет наш отец Василий воспитывался у жены брата Михаила Анны Артёмовны. А дочь Сиклета несколько лет жила в семье Марии Селивёрстовны Еремеевой (двоюродная сестра деда Фёдора).
В сентябре 1972 года мы с Олечкой прибыли в Монголию, город Цецерлег. Поселились в двухкомнатной благоустроенной квартире. До нас в ней жили русские строители, которые построили большую школу с котоельной, несколько жилых домов, а вокруг жилые юрты. Мы встретили неприхотливых, доброжелательных людей, бережно относящихся к своей красивой природе. Промышленности у них практически не было, занимались в основном животноводством, земледелия не любили. Рыболовством не занимались и рыбупрактически в пищу не употребляли. По их традиции, после смерти их души переходили или к рыбам, или к птицам.
Питаются главным образом вечерами, спят в юртах, где вода в вёдрах покрывается льдом. У маленьких детей на меховых штанишках имеется разрез между ног для исправления естественных нужд. У монголов всё естественно и просто. До нашего приезда к Володе в квартиру подселили молодую девушку-хирурга Алиму, общие туалеты для мужчин и женщин, или сидят около дорожки исправляют естественные надобности, раскинув дэль. Когда проходишь мимо, они встают и здороваются. Детей в семьях было много, но если выживали 4-5 из десяти, это было хорошо. Выполнялся государственный призыв об увеличении населения.
В монгольской школе учителей нехватало и меня попросили учить детей русскому языку. Дети были талантливые, всё схватывали на лету, даже мои интонации, все хорошо рисовали, особенно лошадей. Изучали они и английский язык по магнитофону. Долго трудиться в школе я не смогла. Дисциплина была неважной, дети пользовались ручками нашего послевоенного образца с чернильницами «неразливайками» по 3-4 на класс, поэтому в классе были сплошные хождения. Освоить программу обучения было трудно, в классе былоочень душно, хоть и приносили дети каждый понедельник «бичики» о посещении бани. Доработав до зимних каникул, я оставила школу. Директор вместе с детьми приходил, уговаривал вернуться, дети говорили «бахша сайн» — хороший учитель.
Меня приняли машинисткой в проекте ЮНЕСКО по Монголии, а Володя работал в лесхозе, люди относились к нему с уважением. Не забывал и о рыбалке. На заготовку кедровых шишек для посева сосны в питомнике, Володя выезжал на участок земли образованный застывшей магмой, на ней поселился кедр и давал ежегодные богатые урожаи. Магма перегородила речку, образовалось чистейшее озеро, на котором плавали выводки лебедей, и водилось много рыбы, в том числе очнь крупные щуки.
Местный руководитель попросил меня научить поваров приготовлению рыбных котлет из щуки и варить варенье из смородины, которая росла здесь диким образом. Монголы как дети радовались и уплетали катлеты за обе щёки.
Однажды я летела к озеру на самолёте, когда лётчики узнали цель нашего приезда в Монголию и полёта к озеру, они показали мне все местные красоты и достопримечательности с высоты птичьего полёта. Мы облетели жерло вулкана и озеро, кедровый лес и горы. Они так меня закружили, что мне стало дурно. А выйдя из самолёта, я направилась в другую сторону от встречающих.
Володя осуществлял обычную работу лесовода, кроме того, он сделал съёмку местности и по горизонталям прорыл трактором канаву — вода пришла к месту полива сеянцев. Монголы восхищались, цокали языками, их радости не было конца.
Иногда по интернету мы открываем карту Монголии, находим теперь уже благоустроенный Цецерлег, питомник, зелёный массив леса, посаженный с нашим участием, и вспоминаем свою молодость.
В городе была колония иностранцев разных специальностей около 20 человек, в основном болгары и поляки, говорящие на русском языке. Жили мы дружно, по вечерам занимались в школьном спортзале, бывали друг у друга в гостях, смотреликино в клубе. В тайне, от наблюдателей из комитета, гнали самогон. В выходные дни ходили на рыбалку и в горы вместе с детьми. Жизнь была не торопливой, но насыщеной, интересной, только не было с нами Андрюши, он присылал нам короткие письма и рисунки. И хоть был он в надёжных руках, мы скучали и тревожились.
За два года жизни в Монголии мы не сумели заработать денег на легковой автомобиль, о котором мечтали и Володя продлил контракт ещё на год, а мы с Олей возвратились в город Калач, половину наших вещей растащили квартиранты, но мы не очень опечалились. Забрали подросшего Андрюшу домой, а я попросила назначить меня бухгалтером в лесхозе, чтобы больше быть с детьми и исключиь разъезды.
В 1975 году Володя вернулся домой, его место работы было занято и Ростовское управление лесного хозяйства предложило ему место лесничего в Матвеево-Курганском лесхозе. Я не хотела уезжать из Калача, место было обжито, скважина во дворе, клубнику, малину собирали вёдрами, сад, мясо покупали дешёвое, Володя держал пасеку, мёда на семью хватало.
ВМатвеевом Кургане лесхоз построил нам дом только через год. С продуктами было плохо, за молоком ходила далеко, раз в неделю и покупала сразу по 10 литров, выстояв длинную очередь, в магазине продавали в основном «голубых» кур. Помогали Володины родители, Павел Павлович привозил иногда из Таганрога бидончик молока и фрукты со своей дачи. Постепенно наладился и быт, дети ходили в школу, в том числе и музыкальную, приятно было наблюдать и слушать, когда они играли на пианино в четыре руки. Мы рано приучили детей к труду, и ни каких проблем с ними мы не имели. У Андрюши было два друга Серёжа и Коля, втроём они что-то мастерили, изобретали, то трёхместный велосипед, то склеили сами гитару, то мастерили модели самолётов в авиакружке, которым руководил бывший священник, но увлечённыё авиацией человек.
Мальчишки ездили на Волкову гору, где в 1941году проходили страшные бои. Очевидцы расказывали, утром приходил эшелон с десятью тысячами солдат, а к вечеру оставались в живых только единицы. На горе осталось много человеческих костей, взрывчатки, оружия, которое собирали ребята. Я запрещала Андрею эти поездки до крика и слёз, и он перестал бывать на этой горе. Но 17 октября 1979 года мальчишка принёс в наш дом какой-то детонатор в виде карандаша и попросил Андрея вытряхнуть из него порох. Детонатор взорвался у него в руках, в горячке сын даже не почувствовал, что у него оторвало кисть левой руки, от крышки стола из древесно-стружечной плиты опилками посекло лицо и только в больнице мы обнаружили, что у него порван живот. Хирург Атаманов Иван Фёдорович был хорошим хирургом и сделал всё, что мог. Но после операции он подошёл ко мне, обнял за плечи и сказал, что ребёнок едва ли выживет, живот полон опилок и через 10 дней начнётся перетонит, опилки попали и в глаза. Помочь мы больше ничем не можем, нужно отправлять в Ростов. Вертолёт всё не прилетал, хотя все районные инстанции звонили в областную больницу. Оказалось, что причиной задержки было отсутствие горючего. Закупили керосин за наличные деньги и после обеда мы были в областной больнице. Встречал нас на вертолйтной площадке брат Володя, о хлопотах которого по отправке вертолёта я узнала недавно. Врачи устроили длительное совещание по определению отделения, в которое нужно положить Андрюшу, а он лежал на каталке в коридоре и тихо стонал, ибо обезболивающие средства уже не действовали. Я ворвалась в ординаторскую и буквально стала орать об их бессердечии. Положили Андрюшу в отделение обдаминальной хирургии, а офтальмологи будут приходить лечить глаза. В палате было 10 человек мужчин, но это меня не смущало, я сидела как каменная, не спала, не ела, трудно было всё это переварить, перестрадать, пересилить страх и отчаяние. Был и перетонит, сплошное месиво из гноя, и операции по освобождению глаз от опилок.
Муж мотался между Курганом и Ростовом, благо, что унас была своя машина, привозил еду, подарки для врачей, нужные вещи. Не забывал нас в больнице и брат Володя, привозил для врачей пакеты отличного институтского вина, в руки они не брали, а давали Володе ключи от своих машин и он ставил бутылки в багажник. Я уже могла сходить в больничную гостиницу хоть немного поспать.
29 ноября нас выписали из больницы для лечения по месту жительства, рана была ещё страшной, на весь живот, кроме того в ране остались гниющие бинты. Мир не без добрых людей, жила в нашем посёлке семья врачей Волковых. Жена гинеколог, а муж хирург «золотые руки». Он приезжал к нам домой через день, обрабатывал рану, делал перевязки, использовал облепиховое масло, которое прислали нам друзья из Бийска. Рана стала заживать быстрее. Когда я предложила доктору деньги, он обиделся и отказался. Жаль, что коллеги не уберегли такого замечательного человека. Он скончался от потери крови после операции шунтирования.
Сложности у Андрея были с глазами, один глаз потерял зрение полностью. Юрий Павлович, брат мужа, капитан второго ранга, кандидат наук служил в Ленинграде, принимал участие в создании каки-то точных приборов для медицинской военно-морской Академии и договорился, что Андрея там примут. Сына лечили такие медицинские светила как академик Преображенский П.В., офтальмолог профессор Волков В.В., который воевал в наших местах и помнил о тех боях. В Академии к нам относились с теплотой и пониманием, когда мы угостили их мёдом, они смутились. О деньгах не могло быть и речи, чистейшие люди. Для лечения использовались новейшие лекарства и приборы, которых ещё не было в производстве. Преображенский подозревал, что перебит нерв каким-то осколком, который сидит в глазу. Только бы не это, говорил он, остальное мы вылечим.
Юрий Павлович нашёл в закрытом Кронштадте коллегу учёного, который изобрёл прибор определяющий состояние нерва. Вывод был печальным, нерв перебит. Так мы лечились до 15 марта 1980 года, рана почти зажила, Андрей был активным, занимался по школьной программе, сам любил шоколодные торты,которые я покупала в кафе «Север» и всех угощал. Полтора месяца лежал Андрюша в институте протезирования. В первый день, глядя на безногих и безруких инвалидов он был шокирован, но освоился, посчитал себя более счастливым, чемони. Ему сделали протез на батарейках, при работе он издавал шипящий звук, это Андрея смущало и, практически Андрей протез не использовал.
На майские праздники наша семья была в сборе. Андрюша пошёл учиться в свой девятый класс в самом конце учебного года, но в десятый был переведён. На этом наши беды не закончились. Придумали наши дети игру — прыгать со стола через проём двери в коридор, однажды Андрюша не вписался в проём и сильно ударился головой в дверной косяк. Мы предположили худшее, но обошлось, сотрясение мозга возможно и было, но небольшое.
Играли они с Олей, и она случайно попала пяткой Андрюше в больной глаз, в который мы постоянно закапывали лекарство, присланное из Ленинграда. Сдержанность, помогавшая мне переносить все невзгоды, пропала, я была в шоке, потом в истерике. Повезли Андрюшу в Ростов, врачи сказали, что нужно делать срочеую операцию, иначе конец будет плачевным. Было это 30 декабря. Позвонили Юре, он договорился с профессором, что Андрюшу примут по «скорой». Дело в том, что в военной медицинской Академии лечили только военнослужащих, ао иногородних не могло быть и речи. Утром мои мужчины выехали в Ленинград, а шестого января 1981 года Андрюше сделали операцию по удалению глаза.
Окончив десять классов, Андрюша поступил учиться в Таганрогский радиотехнический институт, жил у бабушки Фроси. Олечка училась в школе, быстро росла и превратилась в стройную, красивую, эффектную девушку. Мы продолжали облагораживать землю, закреплять сосной склоны по горизонталям (ступеньками). Кстати это была Володина инициатива. Дело это хлопотное. Целыми днями пропадал он на работе.
Вот уже более десяти лет живём мы в Таганроге, но я периодически приезжаю в Матвеев Курган на встречу со свои другом, сосновым массивом леса, заложенным с нашей помощью в 1976 году. Здесь мы собираем грибы, весной сосновые почки, осеью боярышник, лекарственные травы. Сядешь, обнимешь сосенку и так на душе хорошо, радостно, спокойно, как будто встретился со старым другом, а таких друзей у нас много и сосчитать их невозможно.
В 1986 году Оля окончила 10 классов, а Андрюша институт. Поступить в институт на Украине закончилась неудачей, и Оля была принята на работу в ЦСУ, одновременно училась на подготовительных курсах. В следующем 1987 году, сдав один экзамен на отлично, была принята в Таганрогский радиотехнический институт на факультет прикладной математики.
Андрей трудился в радиотехническом научно-исследовательском институте, был в Ленинграде на курсах по программированию, начиналась «компьютеризация всей страны». Его привлекали для чтения лекций в родном институте по этой тематике. В феврале 1987 года он женился на Гале Ковалько, студентке пединститута, уроженке Краснодарского края. Скромная, улыбчивая, красивая девочка нам очень понравилась. Свадьба была шумной в гостинице «Таганрогская», приехали родители и родственники невесты, почти все наши родственники, проживающие на Дону, подруга из Калача, Юрий Павлович из Ленинграда, друзья и подруги молодых.
В это время бабушка Ефросинья Емельяновна (свекровь) сильно болела, она сломала шейку бедра и жила с нами в Кургане, её наблюдали врачи, кости срослись быстро для её возраста, но образовалась онкологическая опухоль и 3 сентября 1987 года она умерла. В Таганроге осталась двухкомнатная квартира, её отремонтировали и молодая семья обосновалась в ней на жительство. Мы помогали молодым, родители Гали жили в селе и оказавыли хорошую помощь продуктами.
28 января 1988 года в семье родилась дочь Даша, пару месяцев они жили у нас, пока девочка окрепла. Даша была на удивление спокойным ребёнком, хорошо росла. По выходным дням мы приезжали к ним в гости, помогали по дому, и занимались с внучкой, пока родители общались с друзьями. Жизнь вошла в спокойную колею, жили мы не богато, но в достатке, с удовольствием трудились на производстве, радовалиь общению с близкими людьми, имели много друзей, и общение с ними тоже было тёплым и приятным.
Но тут на наши головы свалилась перестройка. Стабильность рухнула во всех сферах жизни, из средств массовой информации лилась мутная грязь, люди теряли ориентиры. Особенно трудно приходилось молодым. Андрюша вынужденбыл перейти в частное предприяти, где-то подрабатывать. Оля в 1992 году окончила институт, работы по специальности не было. Нашла какую-то работу, вся зарплплата уходила на оплату съёмной квартиры в Таганроге.
Без своего жилья плохо. Я взяла в Кургане земельный участок под строительство дома, заложила фундамент с тем, чтобы его продать и купить Оле жильё в Таганроге.
Поклонники у неё были, но замуж не торопилась, но всё случается неожиданно. Вдруг заявляет, что едет в Лондон к Серёже, с которым она встречалась. Сергей окончил физмат и в Лондоне проходил стажировку. Потом Серёжа приехал к нам для знакомства, он показался нам основательным, серьёзным, обходительным молодым человеком. По щекам моим текли слёзы, когда они уезжали в Москву с большой пустой сумкой. Какое-то приданое мы готовили, холодильник, стиральную машинку, постель, кухонную утварь и прочее, но они ничего не взяли. В Москве Оля скучала, часто приезжала домой, люди там казались ей закрытыми, к новой жизни привыкала трудновато. Потом нашла работу, стала гостить у нас редко, но всегда беспокоилась о своих родителях и мы благодарны ей за это. Она организовала в Москве операцию по удалению моей щитовидной железы, наладить мой вистюбилярный аппарат в неврологической Академии, расстройство которого приводило меня к головокружениям и падениям. И сегодня, если в какой-то день у нас нет связи поинтернету, она звонит, беспокоится, разыскивает нас. Беспокоится как о своих детях. И мама из неё получилась хорошая.
В 2001 году в семье родился сын Олег, роды проходили на Кипре в связи с тем, что Оля была напугана неудачными родами своей подруги в Москве. Для оказания помощи пригласили и меня, прожила я с ними на Кипре около месяца. Жили они в Москве в однокомнатной квартире, подаренной Серёже бабушкой. Когда Олег подрос, меня отправляли с ним в Болгарию на отдых и укрепление здоровья. Там язанималась с ним чтением, счётом. Даже логопедикой, физическими упражнениями, у него были проблемы с ножками.
В 2008 году родилась Настюша, большеглазая крошечная девочка. Оле пришлось оставить работу и заниматься с детьми, но к этому времени они купили трёхкомнатную квартиру на Воробьёвых Горах. Кроме домашнего воспитания, детей возят по разным укрепляющим и развивающим секциям, в садик, в школу. Теперь дети почему-то не играют коллективно во дворах в свободное время, их нужно развивать, обучать только индивидуально. Поэтому Оля значительную часть своего времени проводит в поездках за рулём, благо сама водит машину. Отдыхают внуки и у нас в Таганроге летом. Олег любит ходить с дедушкой на рыбалку, без проблем встаёт в 4-5 часов утра, а Настюшка, это весёлый котёнок, бегает по стадиону, играет в парке, носится по берегу Азовского моря. Внук человек серьёзный, интересуется биологией, астрономией, математикой, архитектурой, но не спортивного склада, мало общается со сверстниками, любимое его занятие — чтение. По существу по принуждению играет в теннис, плавает в бассейне, занимается парусным спортом.
В 1982 году мне предложили работу в райисполкоме, охранять природу и заниматься озеленением райцентра. Старалась, как могла. В 1987 году участвовала в работе восьмого съезда Всероссийского общества охраны природы в Москве, о моей работе писала областная газета «Молот» 14 января 1987 года, небольшая статья называлась «Мечта Валентины Васильевны». Приведём пару цитат из статьи: «Вместе с товарищами по работе, единомышленниками она провела большую работу по посадке сосновых рощ, лесополос, облесению оврагов и балок. Самая большая любовь В.В.Дьяковой — это розы. Мемориалиный комплекс, улица Победы до самых сильных осенних заморозков буквально утопают в розах. Заслуга её в том, что на центральных усадьбах многих хозяйств, у школ, памятников, в мемориальных скверах растут розы самых разных сортов. Царицу цветов выращивают также многие жители района, и их с каждым годом становится всё больше. Ежегодно только с Украины в район завозится около 10 тысяч саженцев роз. В постоянном поле зрения В.В. Дьяковой находятся вопросы, связанные с усилением борьбы с водной и ветряной эрозией, сохранением и приумножением лесных богатств и животного мира. Самая заветная моя мечта, — говорит Валентина Васильевна, — это спасение наших малых рек».
В 1989 году вернулась на работу в лесхоз главным лесничим, проработав два года, ушла на пенсию. Но старых бойцов снова позвали на битвув качестве директора парка, который ещё надо было вырастиь. Успела только разбить парк согласно проекту и посадить часть деревьев, в стране началась неразбериха, финансирование прекратилось и меня перевели районным землеустроителем, в этой должности я трудилась до января 1999 года, когда возраст перевалил уже за 60 лет. Работать землеустроителем в то время было невероятно сложно. Законы, указы, постановления менялись почти ежемесячно. Сегодня земельные участки под строительство разрешают отдавать в собственность бесплатно, завтра только в аренду, послезавтра во временное пользование. Внятно объяснить людям всю эту чехарду сложно, им обидно, почему сосед получил землю бесплатно, а я — нет.
Кроме того, приватизацию приусадебных земельных участков нужно было провести в короткие сроки, а их только в Матвеевом Кургане больше тысячи, да плюс окрестные сёла. Непонятно, куда торопились, словно боялись, что кто-то остановит раздел земли. Границы участков за многие годы изменились, но в районном Бюро Технической Инвентаризации изменения не были зафиксированы, приходилось разрешать земельные споры, до сих пор удивляюсь, как это у меня не было судебных разбирательств. А скандалы между соседями были жёсткими, дело доходило до драк. Раньше жили друзьями, но частная собственность обозлила всех, спорили даже за 20 сантиметров земли.
Володя уволился из лесхоза в 1984 году и был принят заместителем начальника отдела Всесоюзного НИИ «Градиент», практически руководил теплицами. Выращивал овощную продукцию, в том числе очень вкусные огурцы. В январе 1998 года по исполнению 60-летнего возраста вышел на пенсию. Теперь любитель-рыболов. Практически общественную и производственную деятельность мы прекратили одновременно. В 2001 году фирма, в которой работал Андрюша, перебралась в Москву, Андрюша снял там квартиру, и семья стала москвичами. Галя занималась домашним хозяйством, Даша училась в платной частной школе. Ещё в Таганроге Галя заболела, Андрюша заботился о ней. Дважды её оперировали, делали химическую терапию, лечили и синхрофазатроном в Дубне, но спасти Галю не удалось. Последний месяц своей жизни Галя прожила с нами в Таганроге, умерла в 2003 году в возрасте 37 лет. Даша осталась без мамы в 15 лет, Андрей вот уже десять лет живёт без своей второй половины.
Последний год учёбы в школе Даша заканчивала с нами в Таганроге, как выяснилось, в платной школе она получила слабоватые знания. Здесь же, на остатках советского образования, она пополнила свои знания, при этом бесплатно.
Получив аттестат, Даша уехала к отцу в Москву, поступила в университет управления опять на платной основе и после получения диплома нашла хоршую работу по специальности, есть продвижение по служебной лестнице, пока проживает в съёмной квартире. Когда Даше оставался последний курс учёбы в университете, фирма, в которой работал Андрей, обанкротилась, и он оказался безработным. Даша подрабатывала продажей бытовой химией, а Андрей опять учился, осваивал новую специальность. Потом с помощью друзей нашёл работу в Санкт-Петербурге, прожил там год, но не выдержал питерского климата и вернулся в свою квартиру в Таганрог, работает в той же питерской фирме через компьютер.
С 2002 года мы тоже живём в Таганроге, продали свой дом в М — Кургане и купили двухкомнатную квартиру в городе, по возможности помогаем растить внуков. Теперь они подросли и всё меньше нуждаются в нашей помощи.
Жизнь пролетела быстро, старость подкралась незаметно, но мы барахтаемся, стараемся быть на плаву и не свалиться. Задаём себе вопрос, что оставим мы после себя в прошедшей жизни: детей, внуков, посаженные гектары лесов не только в России, но и в Монголии, честно исполненный долг гражданина своей страны. Не так и мало.
