Фролов Владимир Васильевич

Обучаясь в техникуме, жил два года у деда Даниила Ильича и тёти Ани (младшая сестра матери), а два года — в общежитии.

В техникуме были хорошие преподаватели физкультуры. Александр Иванович Чернов был чемпионом ВВС по боксу в какой-то весовой категории. Записался я и в секцию бокса, но главным был футбол, доверяли мне ворота. Команда была хорошей для нашего возраста. Мы даже играли на первенство ДСО «Урожай» области. Финал проходил в Мальчевском районе. Заняли мы только третье место. В связи с выездом на финал нам, помню, даже госэкзамен выпускной перенесли. В волейболе, который тоже был модным тогда, успехи были меньше, но играли мы с азартом и до потемнения в глазах. Обязательным было участие в художественной самодеятельности. Каждая группа по субботам давала концерт.

При техникуме было подсобное хозяйство, где студенты проходили практику. Продукты попадали в студенческую столовую, так что нас подкармливали дешёвыми обедами. По выходным иногда ходил пешком (25 км) в Семикаракорск — домой. Бедность нас ещё не покинула, зимой года три я ходил в офицерской шинели подаренной Николаем Фёдоровичем Фроловым. Когда, после окончания техникума, мы по направлению приехали в Читинскую область (перед отъездом отчим подарил мне полушубок), эту шинель я отдал другу Петру Устинову. Он приехал на работу вовсе в стёганой фуфайке.

Началась моя официальная трудовая деятельность в 1954 году ветфельдшером Ново-Зоринской МТС, непосредственно обслуживал по ветеринарной линии колхоз в Верхнем Цасучее, в трёх километрах от райцентра Нижнего Цасучея Читинской области. Животноводство в колхозе было большое. Одна тысяча пятьсот лошадей, шестнадцать тысяч овец, крупный рогатый скот, верблюды. В основном занимались профилактическими прививками, списанием падежа, установлением причин отхода в животноводстве, главным из которых было недостаточное кормление. Кормов явно не хватало. Скот и зимой и летом находился на пастбищах, сено заготавливалось в основном для маточного поголовья овец на период окота.

Расстояние от отары до отары составляло от пяти до тридцати километров, и главным видом транспорта были верховые лошади, зимой -сани. Ездить верхом на лошади я научился прилично. Ночевали часто в юртах у бурят, которые, главным образом, были чабанами. Были случаи, когда терял ориентировку на местности, но лошадь приводила к юрте. Попадал в бураны (шурган) достаточно легко одетым по тем климатическим условиям. Но всё заканчивалось благополучно, не считая таких мелочей, как обмороженные щёки и уши.

Купил я там себе ружьё одноствольное, охотился по дороге от отары к отаре на водоплавающую птицу, которой по реке Онону было достаточно много. А однажды застрелил волка, за шкуру волка выдавали тогда пятьсот рублей премиальных. А зарплата у меня была шестьсот. Деньги очень большие. Купил я тогда первые наручные часы.

Дважды я неудачно падал с лошади. Но по молодости боли проходили быстро.

Познакомился я в Нижнем Цасучее с Верой Дементьевной Леонтьевой, учительницей местной начальной школы, своей будущей женой. Хорошими друзьями для нас стали Маяковы — Саша и Нина, позже они тоже поженились, и мы с ними до их кончины поддерживали дружеские связи. В 1985 году мы с сыном решили, по случаю пятидесятилетия жены и матери, сделать ей подарок в виде поездки на её Родину и по местам нашей молодости. В Чите нас встречал старший сынМаяковых Саша, которому было уже двадцать пять лет, а расстались мы с его родителями девятнадцатилетними. Маяковы встречали нас как родных, на своей машине возили в Дульдургу, где родилась Вера Дементьевна.

А зарегистрировались мы через два года в 1957 году, когда мне был предоставлен очередной флотский отпуск. Добрейшие люди Филиновы, дядя Гоша и тётя Маруся собрали по этому случаю какой-то ужин, где и отметили мы это торжественное для нас событие.

Работал я в Цасучее ровно год, а потом призвали меня на службу. Служил на флоте. В Хабаровске была минно-торпедная школа, где готовили молодых матросов для службы на кораблях.

Обучение проходило девять месяцев, а затем матросы распределялись по кораблям во Владивостоке. Но после прохождения стажировки на корабле во Владивостоке меня возвратили в Хабаровск, где я служил вначале инструктором, а затем старшим инструктором спецдисциплин, то есть принимал участие в обучении торпедному делу парней, призванных на флотскую службу.

В порядке общественной нагрузки меня избрали секретарём комсомольской организации подразделения, в это же время меня приняли в члены КПСС (1958г.).

Какой бы то ни было дедовщины, на флоте в то время не было. Самым оскорбительным для молодого матроса было слово «салага», это максимум, что позволяли себе старослужащие. Более того, каждый увольняющийся в запас старослужащий готовил себе замену, поэтому он был лично заинтересован в скором и добротном обучении молодого матроса.

Зимой в матросском клубе часто выступали выдающиеся по тем временам артисты, мы слушали там Русланову, Кадочникова, Великанову и других. Летом мы ходили в увольнение в парк, где была танцплощадка, играл оркестр, народ, в том числе гражданский, танцевал.

Второй отпуск, я получил в порядке поощрения, было лето 1958 года. Заехал я за молодой женой, и приехали вместе домой в Семикаракорск. Отпуск закончился быстро, я снова уехал на службу, а жена с этого времени стала усваивать обычаи донских казаков. Работала учителем один год в Кузнецовской школе, а затем в Семикаракорской, до нашего переезда в станицу Кочетовскую в 1965 году.

Возвращаясь из отпуска, я должен был заехать в Цасучей, чтобы отправить вещи Веры домой, ехали то мы в отпуск, и свой скарб она с собой не взяла. Но дальше станции Оловянной проехать не мог из-за бездорожья, шли дожди. ВОловянной я узнал, что 4 августа 1958 года умер отец жены Леонтьев Дементий Симонович.

В то время на флоте была хорошо поставлена воспитательная работа, как тогда это называлось. Матросский актив, в том числе молодые коммунисты, закреплялись за офицером, как бы шефом. В свободное от службы время он проводил с ним длительные (возможно от искреннего любопытства) интересные беседы. Из этих бесед мы много узнали, о залежах золота, рынках сбыта, о геополитике и так далее. Одновременно для комсомольского актива на базе была партийная школа, занятия проводились два раза в неделю в течение года. У меня сохранилось удостоверение об окончании этой школы.

Было время и оборудованный спортзал для занятий спортом. В спорте мы были активны, у нас были чемпионы флота по боксу и штанге, один -гонял шайбу, были борцы и так далее. Проводились спартакиады школьные по разным видам спорта, зимой — лыжные соревнования, а уж марш-броски с экипировкой были положены на службе.

В год моего призыва флот перешёл с пяти- на четырёхлетний срок службы. И на флот было призвано много молодых людей 1936 года рождения. На кораблях таких призывников оказалось от тридцати до пятидесяти процентов. Ежегодная смена команды должна составлять двадцать пять процентов. Поэтому командиры кораблей старались заранее хотя бы частично избавиться от матросов 1936 года рождения. И за всякие провинности списывали в экипаж (на берег) матросов этого года призыва. В экипаже им говорили так: выроете фундамент под строительство дома или выполните другую какую-то работу — будете уволены в запас. Так и происходило. И уезжающие домой наши товарищи заходили к нам попрощаться. Получалось так, что кто служил похуже — ехали домой. Меня избрали делегатом партконференции базы (нужны там были делегаты и от матросов срочной службы), ребята общими усилиями подготовили мне речь, и я зачитал её на конференции. В заключительном слове командир базы дал команду поставить всё с головы на ноги: подобрать лучших, уволить досрочно и с помпой «за безупречную службу». Всё это происходило перед новым 1959 годом. Мне предстояло служить ещё месяцев девять-десять.

30 декабря я занимался предновогодними хлопотами: подготовкой помещений, устройством ёлок и так далее. Вестовой сообщил, что меня вызывает командир школы, который и объявил мне о досрочном увольнении. От неожиданности и радости я растерялся и даже не поверил, но командир дал мне прочесть приказ. Пошёл я готовиться, нужно было сдать много всякого барахла, тогда матросов одевали просто здорово — выдавали и зимнее и летнее бельё, робы, бушлаты, шинели, обувь и так далее. Выручили коллеги. Баталер называл по карточке числящееся за мной вещи, и, если у меня чего-то не было, кто-нибудь из ребят доставал из своего рундука недостающую вещь и бросал в кучу. Таким образом, сборы мои были закончены за пару часов. 31 декабря утром было построение всей школы, зачитан приказ, вручены какие-то подарки (термос, альбом), денежное вознаграждение, проездные документы, и 31 декабря мы втроём сидели уже в почти пустом вагоне — ехали домой. Сделал я остановку в Чите, там в то время училась сестра жены Галина Дементьевна, но она в это время выехала домой, отправился в Агинск и я. Тёща моя, Анисья Ивановна, серьёзно болела, видел я её в последний раз, в конце ноября 1959 года она умерла. Вера в это время была беременная (родила 8 декабря), на похороны мы не поехали, да и денег в то время на такую поездку не было.

В Агинске встречались с Германом, братом жены, сестрами Галей и Капой. У Гали было двое маленьких детей (Саша и Витя). 5 января с Галей и Капой, автобусом выехали в Читу, сфотографировались на память, и 6-го утром я продолжил своё путешествие в сторону дома. Делал ещё остановку в Омске, сутки был гостем Лёвы Кумзерского, с которым служили и демобилизовались.

Затем, я заехал к брату Ивану в Красный Сулин. В Чите я успел обморозить уши, а на Дону было тепло и грязь по колено. Брат купил мне резиновые сапоги. Доехал я до города Шахты, асфальт закончился и до станицы Раздорской шёл пешком с двумя попутчиками. В Раздорскую, где мы переночевали, приехал на лошади Иван Филиппович. Таким образом, добрался я домой (было это уже 19 января).

2 февраля вышел на работу, приняли меня бригадиром молодняка крупного рогатого скота в Донском плодоовощном совхозе.

Жена моя работала в хуторе Кузнецовском (18 км от Семикаракорска), ходили на свидание друг к другу пешком. По окончании учебного года её перевели в Семикаракорскую школу, а меня, осенью, избрали вторым секретарём райкома комсомола.

Жили мы в Семикаракорах у матери в хатёнке, сейчас удивительно, как мы впятером (отчим, мать, сестра Галина и нас двое) в этой хатёнке помещались.

8 декабря 1959 года родился сын, Александр Владимирович. Зима была в тот год очень холодная, мороз был сильный, градусов на двадцать пять, таких морозов после 1959 года в декабре не было. Везли мы с отчимом Веру в роддом ночью на лошади в телеге, накрыв её одеялами, подушками. Родился сын крупноватым (4,5 кг) для такой маленькой мамы. Стало нас шестеро, в хатенке стало теснее, нужно было иметь своё жильё. Через время мы получили свою первую квартиру. Это были две комнатки в старом казачьем доме. Через год дом отремонтировали, обложили стены кирпичом и пристроили маленькую кухню. По тем временам это было уже приличное жильё, хотя топили углём, и зимой тепло плохо держалось.

Так случилось, что жильё получили недалеко (метров за сто) от родительского двора. Примирились с отчимом через время, ходили в гости, иногда оставляли для присмотра сына. Любила бабушка этого внука до конца своих дней. Потому что рос на её глазах и руках, и был он добрым, ласковым, послушным ребёнком.

Жили в это время бедновато, гардероб наш был скромным, питание тоже. Зарплата моя составляла девяносто рублей, а у жены шестьдесят-семьдесят, не до шика. Сына сдали в круглосуточный садик, брали его домой в пятницу, а в понедельник несли в садик. В связи с этим он частенько температурил, болел, но рос помаленьку.

Два года работы в райкоме комсомола пробежали быстро, и в 1961 году меня направили учиться в Ростовскую высшую партийную школу. Наша слабая попытка найти квартиру в Ростове и жить вместе ни к чему не привела. И четыре года моей учёбы в Ростове, жена с сыном жила в Семикаракорах. Опять трудности. Жить приходилось на две семьи. Зарплаты низкие, денег постоянно не хватало. Один-два раза в месяц я приезжал домой. Асфальтированной дороги тогда не было (она только строилась), добирался разными способами, автобусами, самолётами, попутными машинами.

Жена тоже поступила на заочное отделение пединститута. Работала и училась. Несмотря на всякие бытовые и материальные трудности высшее образование, таким образом, получили.

После окончания ВПШ меня избрали секретарём парткома Кочетовского винсовхоза, в этой должности отработал я три года. Сын пошёл здесь в школу, причём в первом классе он учился месяца полтора, и был переведён во второй класс. Сказалось влияние мамы-учительницы. Сын уже читал года в четыре, умел писать. Очень развито у него было чувство ответственности и самостоятельности. Учился он хорошо, был усидчив, мы его учёбу почти не контролировали.

Жизнь наша в Кочетовской — это «особь статья». Очень сдружилисьмы с семьями Виталия Александровича и Натальи Васильевны Закруткиных, Зиновия Степановича Сельского (директор совхоза), Петра Ивановича Козельского (главный агроном) и другими. Все наши дома стояли на берегу Дона, заборы, отделявшие двор от двора имели калитки, ходили мы друг к другу в гости, не выходя на улицу.

В Кочетовской исторически выращивали виноград, ещё доорганизации

винсовхозов на Дону в степной части поймы. Занимались казаки и рыбной ловлей, после войны в станице были две бригады рыболовецкого колхоза. А винсовхоз был организован по инициативе В.А.Закруткина. Тип формировки виноградного куста был чисто казачьим и назывался «Донская чаша». Сорта в большинстве своём были столовые, с крупными, сладкими ягодами «Молдавский», «Буланый», «Пухляковский» и другие.Отправляли кочетовцы виноград в рефрижераторах атомщикам в Дубну и другие города.

Но главной фигурой был, конечно, Виталий Александрович, до самой его смерти (1983) мы поддерживали добрые дружеские отношения. Бывали Закруткины у нас в гостях, когда мы жили уже в Кагальницком винсовхозе и в Новочеркасске.

Напутствуя меня на работу в Кочетовскую, первый секретарь райкома партии Шамрай Степан Иванович говорил мне: главное в твоей работе — это Закруткин. Нужно обеспечить ему возможность заниматься делом. Вначале я чувствовал себя как-то скованно и со стеснением — писатель всё-таки. Но чем больше мы знакомились, тем открытее и душевнее становились наши отношения. Это был совершенно открытый человек, с добрейшей душой и оригинальной памятью.

У Закруткиных всегда было очень много гостей, особенно летом. Часто за обеденным столом садилось по десять-двадцать человек. Бывали в этом доме и выдающиеся по тем временам люди: Н.М.Грибачёв (писатель, поэт, редактор московского журнала «Советский Союз»). М.Н.Алексеев (редактор журнала «Москва»), поэт Феликс Чуев, лётчик-космонавт Г.С.Титов с женой и дочерью, кинорежиссёр С.А.Майоров, артисты Алла Дмитриевна Ларионова и её муж Николай Николаевич Рыбников. Часто бывали в гостях у Закруткиных ростовские писатели: Бахирев, Пётр Васильевич Лебеденко, приезжал и Анатолий Вениаминович Калинин, корреспонденты центральных газет, зарубежные писатели из Чехословакии иБолгарии и другие очень интересные люди. Слушать их было очень интересно, темы бесед были разнообразными, от сугубо писательских, до обсуждения общественных явлений, текущей жизни и так далее.

Думаю, что мой образовательный уровень и представления о жизни за три года такого общения значительно расширились.

Были однажды у Виталия Александровича гости из Грузии. В это время в Союзе отмечалось восьмисотлетие со дня рождения Шота Руставели, был приглашен на эти торжества и Виталий Александрович, но по каким-то причинам не приехал. Писатели-грузины привезли в Кочетовскую три бутылки коньяка тридцатилетней выдержки, такой коньяк не был в продаже, был заложен специально к знаменательной дате и раздавался гостям в порядке сувенира. Продегустировали мы этот коньяк, за столом говорили тосты, беседовали, всё как обычно. Где-то к концу застолья один из гостей достал большой турий рог, красиво обработанный и ёмкостью не менее одного литра, до краёв наполнил его вином, произнёс тост за дружбу, хозяина дома, тост был великолепным, истинно грузинский и осушил этот рог до дна. Только тогда нам стало понятно, почему тостирующий всё застолье воздерживался от пития. Вновь наполнил рог дополна и передал его Виталию Александровичу для ответного тоста. Виталий Александрович речь сказал, сделал несколько глотков из рога и передал его соседу. Рог передавался по кругу, но никто не набирался храбрости опустошить его до дна, ибо рог постоянно пополнялся. Движение рога по кругу закончилось в моих руках, так как Виталий Александрович сажал меня рядом с собой. Ну, как не поддержать честь компании, выпил я всё содержимое, хоть и с большим трудом, передал рог Виталию Александровичу, а сам срочно удалился, чтобы не оказаться под столом. Дома пришлось срочно производить своеобразную очистку желудка, но всё равно состояние было тяжким. Этот запомнившийся мне турий рог находится в доме-музее Виталия Александровича Закруткина.

Виталий Александрович имел взрывной характер, такой же был, по рассказам и средний брат Виталия Александровича — Ростислав. Однажды, после проводов очередных гостей, Виталий Александрович решил выехать куда-то на машине, тогда была у него «Победа». Наталья Васильевна воспротивилась, пил ведь спиртное, и ключ ему от въездных ворот не отдала. Но увещевания не помогли, подъехал Виталий Александрович к воротам, включил первую скорость и — вперёд. Петли на воротах лопнули, машина оказалась крепко помятой, но Виталий Александрович дал газу. Позвонила мне Наталья Васильевна о сем событии, сел я в грузовую машину, стоящую у конторы, подъехал к дому и по следам (асфальта тогда не было) поехал за Виталием Александровичем. Нашёл я его сидящим в копне сена на берегу Северского Донца с «Вальтером» в руке. «Вальтер» был привезён с фронта в качестве трофея. Я молча протянул руку, и Виталий Александрович отдал мне пистолет, вытащил я обойму, патрон из патронника и засунул всё это добро в карман. Неужели, говорю, застрелился бы из этого поганого немецкого трофея? Виталий Александрович виновато улыбнулся. Потом приехал начальник милиции, вечером, брат, Евгений Александрович, из Ростова, которым Наталья Васильевна тоже звонила. Инцидент был исчерпан, а пистолет я спрятал за книгами на полке. Прошло, наверное, больше полугода, я уже работал в Кагальницком винсовхозе, вспомнил Виталий Александрович о пистолете, спрашивает у Натальи Васильевны, куда девался пистолет. Наталья Васильевна знала, где я его спрятал, но отвечала, что увёз пистолет с собой. Однажды звонит Виталий Алеквандрович, просит вернуть оружие, сказал я ему, где он спрятан. Теперь всё оружие Виталия Александровича хранится в дому-музее, в том числе и «Вальтер», только с просверленными в стволах дырками.

История станицы Кочетовской и её людей изложена Виталием Александровичем Закруткиным в книгах «Плавучая станица» (художественное изложение) и «Кочетовцы» (документальное изложение), есть несколько строк и обо мне. Добавлю лишь то, что случилось после написания книги. Новый, 1970 год, мы с кочетовцами договорились встретить в моём доме и одновременно отметить новоселье. Эту предварительную договоренность я решил подтвердить и, возвращаясь из Ростова 30 декабря, заехал в Семикаракорск,чтобы позвонить Закруткиным и Сельским. В это время в райкоме шло какое-то совещание. Зиновий Степанович Сельский (директор совхоза) вышел из зала в коридор, поговорив несколько минут, мы пожали друг другу руки, и я продолжил свой путь домой. А поздно ночью мне позвонили и сообщили, что Зиновий Степанович утонул. Случилось следующее. После совещания он, со своим водителем, на машине ГАЗ-69 поехал домой не через паромную переправу, а короткой дорогой через Дон, покрытый льдом. Шофёр вести машину по речному льду отказался. Зиновий Степанович, этот в жизни очень осторожный человек, сам сел за руль и поехал. Не доехал он до берега метров пятнадцать-двадцать, но на самом глубоком месте лед проломился, и машина пошла ко дну. Воды-то было сверху крыши машины сантиметров на тридцать-сорок, но выбраться из машины Зиновий Степанович не смог. Хоронили его 31 декабря во второй половине дня около станичного клуба рядом с братской могилой.

Потом ещё строили, при активном участии В.А.Закруткина, в Кочетовской и новый клуб со спортивным залом и школу десятилетку, но совхоз, в экономическом плане, медленно покатился вниз. Виталий Александрович предлагал мне вернуться в Кочетовскую в качестве директора, но мы уже составили программу восстановления виноградников в Кагальницком винсовхозе, и оставить своих коллег по работе я уже не смог.

С Кочетовской связан ещё один очень печальный, трагический для меня случай. Не помню, по какому делу я поехал на машине Виталия Александровича Закруткина по станице и на перекрёстке в переднее колесо с левой стороны врезался мопедист, мопед от удара развернуло, и водитель ударился головой в левую стойку лобового стекла. Переправили мы его в Семикаракорскую больницу, но через два дня водитель умер. Приезжали из Шахт коллеги по работе и родственники погибшего, долго изучали этот случай, опрашивали свидетелей, осматривали машину, но в итоге, при личной встрече в моей квартире, претензий ко мне не предъявили. По правилам уличного движения на нерегулируемом перекрёстке преимущественным правом проезда пользуется водитель, не имеющий помехи справа. Собственно это и спасло меня от тюрьмы, но пережили мы это страшное событие с большим трудом.

Позднее мне доводилось работать за его рабочим столом. Старался я ему помочь в чисто техническом плане, готовил ответы на многочисленные письма, приходившие в его адрес, разобрал и привёл в порядок часть его архива, печатал на машинке написанные им страницы новой книги, как-то ограждал его от посещения многочисленных гостей в период его интенсивной работы. Написанные им листы я забирал домой, или он приносил их сам, и я перепечатывал их. Работать на пишущей машинке я не умел, учился по ходу дела, темп печати постепенно возрастал. А в конце недели, Закруткины приглашали близких друзей-соседей на ужин, где главным действием было прочтение Виталием Александровичем написанного за неделю. При этом он следил за нашей реакцией на прочитанное, а мы делились своими впечатлениями об услышанном, иногда высказывали и критические замечания.

Дом Закруткиных был хлебосольным. У них было много кухонных книг (грузинской, армянской и т.д.). Любил он острые блюда, подбирал какое-то блюдо и говорил женщинам: идея моя — керосин ваш, женщины готовили, набор блюд всегда был разнообразным. Закруткины имели свой огород и выращивали много различных овощей, сами делали вино из выращенного винограда. Вино хранилось в бочках в отдельном подвале. При таком количестве гостей вина на сезон явно не хватало.

Наиболее запомнившееся блюдо — свиные уши. Их предварительно смолили, потом варили очень долго, часов восемь-десять. После варки уши дополнительно очищали, потом обваливали в панировочных сухарях смешанных с сырыми яйцами, затем обжаривали на сковороде. Получалось блюдо, по выражению Райкина, язык проглотишь, речи лишишся.

Зимой поток гостей уменьшался, и Виталий Александрович принимался за работу основательнее. Практически за одну зиму он написал вторую часть книги «Сотворение мира». После выхода книги из печати, Виталий Александрович подарил мне экземпляр со следующим автографом: «В. и В. Фроловым. Было так: моросили осенние дожди, потом белела земля от снега, и на ветвях оголённых яблонь и груш оседал серебряный иней. Были тёмные вечера и зимние лунные ночи. И я писал то, что думал о народе, о стране, о борьбе. И ты, Володя, не только подстёгивал меня, ленивого, и ты, Вера, не только терпела еженощное постукивание пишущей машинки, на которой Володя переписывал всё, что было изложено за долгие вечера, но и сама ждала продолжение той исповеди, которой я исповедовался перед людьми.

Спасибо вам. Где бы мы ни были, я не забуду славную вашу семью. И я не забуду ту братскую поддержку, которую оказал мне Володя в часы сомнений.... Обнимаю вас и Сандро! Ваш Виталий Закруткин. 27.04.1968 года».

А вот что написал Виталий Александрович в приветственном адресе по случаю сороколетия: «Фролову Владимиру Васиьевичу — В. и Н. Закруткины. Дорогой друг! Наступила твоя сороковая весна. Пусть ещё много разпропоют тебе звонкие песни весенние птицы.... Пусть много раз согреет тебя животворное летнее солнце.... Пусть многие осени принесут тебе выращенные твоими руками щедрые плоды.... Пусть веселят, бодрят и много раз радостно волнуют тебя наши снежные русские зимы...

Оставайся молодым, улыбчивым, добрым. Люби на земле всё живое. Пусть приносят тебе отраду и счастье женщины, дети, звери, птицы, деревья, цветы.

Живи долго, иди своей дорогой, и пусть долго и счастливо идёт рядом с тобой славная твоя Вера. Пусть в счастливой вашей старости надёжной опорой станет ваш юный мечтатель и давний наш друг Сандро, который превратится к тому времени в умудрённого жизненным опытом крепкого мужа — сторителя нового.

Поздравляем тебя сердечно. Любим тебя всегда и неизменно. Будь счастлив!

26.02.76 года. Закруткины».

Несколько раз мы выезжали на рыбалку под плотину Цимлянской ГЭС, ловля шла только спиннингом. Но рыбы под плотиной собиралось так много, что крючки частенько цепляли рыбу за хвост или другое место.

Директором Цимлянского винсовхоза работал тогда Александр Макарович Бабенко, бывший директор Кочетовского винсовхоза. Привозил он рыбакам бутылки шампанского из морозилки, следы от пальцев оставались на инее, которым была покрыта бутылка. В жару это выглядело великолепно и очень аппетитно. У Александра Макаровича был оригинальный ответ на обычный вопрос, как дела? Идут в гору, — всегда отвечал он — раньше писал на носки, теперь уже на колени.

Навсегда останутся у нашей семьи добрые воспоминания о жене Виталия Александровича — Наталье Васильевне. Без преувеличения она заслужила звания — подвижница. Она моложе своего мужа на двадцать два года, всю жизнь работала учителем математики в Кочетовской школе. Но, главное своё назначение в жизни, быть женой писателя, она исполнила с великим достоинством и честью. Небольшого роста, кареглазая оптимистка, великая труженица, умевшая с достоинством беседовать с великим писателем и с простым человеком, многие годы нёсшая на своих хрупких плечах все хозяйственные заботы большого писательского дома. Летом дом писателя превращался в цыганский табор от множества гостей и приезжавших на отдых родственников. Своим тихим, всегда спокойным голосом, она, как-то естественно, умела поддерживать порядок в доме. Но главной её проблемой и заботой был Виталий Александрович. Близко общаясь с их семьёй и длительное время наблюдая их взаимоотношения, я делаю однозначный вывод, что они искренне любили и уважали друг друга.

Но, Виталий Александрович, имел очень уж взрывной характер. Правда, он быстро отходил и как-то ласково и стыдливо извинялся перед своей женой. Было это редко, но было, наверное, как в каждой семье. Серьёзно обиженная Наталья Васильевна никогда не скандалила, не повышала голоса, а плакала молча, просто из глаз её катились крупные слёзы. Вот их то, этислёзы, и не выдерживал, похоже, Виталий Александрович, быстро уравновешивался и винился.

После смерти мужа, Наталья Васильевна осталась ангелом-хранителем его памяти. Поставила памятник на могиле (похоронен во дворе своего дома) на свои средства. Благодаря её хлопотам открылся дом-музей Виталия Александровича Закруткина, под музей Наталья Васильевна передала большую часть своего дома, а сама жила в двух маленьких комнатках дома-музея, часто болела, всё больше и больше чувствуя своё одиночество. И позднее бывали мы в Кочестовской довольно часто, сами или с делегациями.

Родственники по мужу как-то поостыли к Кочетовскому дому и его обитателям, администрация района и области демонстрирует финансовую немощность по отношению к музею, даже зарплату по несколько месяцев работники не получают.

И позднее бывали мы в Кочестовской довольно часто, сами или с делегациями. В соответствии с требованиями Гражданской обороны, работники торга должны были эвакуироваться в Усть-Донецкий район, а там до Кочетовской всего пять километров. Ежегодно проводились учебные сборы ГО, и мы, человек двадцать, на автобусе, после проведения практических занятий обязательно посещали Дом-музей Виталия Александровича Закруткина. Наталья Васильевна принимала нас тепло. Продукты и спиртные напитки мы привозили, устраивался обед, рассказы экскурсоводов, Наталья Васильевна делилась своими воспоминаниями.

В октябре 1996 года Людмила Сергеевна Костяева, директор магазина, рассказала мне, что в журнале «Крестьянка» опубликовано интервью Натальи Васильевны Закруткиной о бедственном положении музея и предложила посетить Кочетовскую, как бывало в добрые времена.

Дома Наталью Васильевну мы не застали, здоровье настолько ослабло, что отправили её в Ростовскую областную больницу.

Работники музея жаловались, что угля для музея купить не на что, зарплату не получают, живые цветы из музея разнесли по домам, чтобы не замёрзли.

Женщины в торговле — народ отзывчивый, собрали деньги на уголь, я обеспечил покупку и доставку из Новочеркасска в Кочетовскую.

Натальи Васильевны опять не оказалось дома, из больницы ещё не возвратилась. Через несколько дней посетили мы больницу, сказали, что Наталья Васильевна выписалась и уехала в Кочетовскую. Как выяснилось позднее, находилась она в Ростове, у племянницы. А ещё через несколько дней нам сообщили, что Наталья Васильевна умерла, случилось это 16 ноября 1996 года.

По рассказу Наташи (племянница Натальи Васильевны), была она слабенькой, чувствовала себя неважно, но вечером поиграла в карты с семилетним внуком, а утром отказалась от предложенного завтрака и между девятью и десятью часами Натальи Васильевны не стало.

Непонятно почему, но ни одного родственника со стороны Виталия Александровича на похоронах не было, возможно, по причине густого тумана, а может быть и по другим причинам.

На похороны до Кочетовской добирались мы с Верой Дементьевной по густому туману, ехали медленно, но к печальному ритуалу успели. На похоронах было много речей, все отмечали доброту и благородство Натальи Васильевны, её подвижничество, что родились они с Виталием весной, когда природа пробуждалась к жизни, а покинули сей прекрасный мир, глубокой осенью, при увядании природы. Говорили и об их искренней любви друг к другу, их активной общественной жизни, их любви к людям, обо всём добром, что сделали для кочетовцев Закруткины.

Похоронили Наталью Васильевну рядом с могилой Виталия Александровича, народу было много — кочетовцев, семикаракорцев.

Вконец осиротел дом-музей Виталия Александровича Закруткина в станице Кочетовской.

А вот в 1968 году на шестидесятилетнем юбилее Виталия Александровича было много народа, произносили красивые речи, пожелания многолетия и добра. Гостей было так много, что они не разместились ни в доме Закруткина, ни в совхозной гостинице, сняли для гостей дебаркадер (деревянная, плавучая речная пристань в два этажа).

Хлопотная была организация торжества, сколько же надо было наварить, нажарить всяких харчей! Наталья Васильевна буквально с ног валилась от множества проблем.

Главное событие проходило в станичном клубе, было много гостей из Москвы, Ростова, Новочеркасска и других городов, был секретарь обкома по идеологии Тесля Михаил Ефимович. Было много речей, поздравительных адресов, подарков, сувениров, в том числе и от станичников, которые любили Виталия Александровича и относились к нему с глубоким уважением. Клуб был заполнен сверх нормы. После официальной части, коллектив местной художественной самодеятельности выступил с концертом. После клуба торжества продолжились за накрытыми столами в совхозной гостинице. Продолжилось действо и на второй день.

Торжество прошло довольно организованно, Виталий Александрович был доволен, а секретарь обкома вознамерился перевести меня инструктором идеологического отдела в обком, но Виталий Александрович помог отговориться от этого лестного предложения.

Через несколько дней после юбилея приезжал поздравить Виталия Александровича командующий СКВО Иса Александрович Плиев. Запомнил я его голос, мощный, привыкший повелевать. При проводах Плиева, на берегу Дона, Виталий Александрович и Михаил Николаевич Алексеев спели для Плиева песню, сказали, что называется она «Советская милитаристская», в ней были такие слова: «Всю Европу за три перекура из конца в конец пройдём мы хмуро», и далее: «Господам из этих самых штатов, не дадим забыть, что мы солдаты». И припев, повторяющийся дважды: «Шагом, шагом, шагом, братцы, шагом, по долинам, рощам и оврагам». Плиев был доволен и смеялся от души. В шутку сказал, что возьмёт писателей в армию комиссарами. Тогда ещё позволительно было петь такие песни, армия была.

У Виталия Александровича было два брата и сестра Ангелина Александровна, у которой было двое детей сын и дочь Наташа. Наташа была замужем за Чеботарёвым Николаем Ивановичем, она работала заведующей микробиологической лабораторией на Ростовском заводе шампанских вин. Николай Иванович трудился в заводских малотиражных газетах, потом собкором Центрального телевидения (первый канал) по Ростовской области, затем долгие годы возглавлял Дон-ТВ ВГТРК. У нас с Чеботарёвыми сложились тёплые дружеские отношения, они приезжали к нам в гости в совхоз, в Новочеркасск, мы бывали у них в гостях в Ростове. Наташа умерла в конце 90-х годов, дату уже не помню, хотя присутствовал на печальном ритуале и выразил Николаю Ивановичу искрении соболезнования. А в конце июня 2015 года канал «Россия 1» сообщил, что на 78-м году жизни22 июня умер Николай Иванович Чеботарёв и посвятил ему передачу с высокой оценкой его труда и тёплыми отзывами его коллег по работе.

Во всяких хлопотах время шло быстро. В работе мы нашли общий язык с Павлом Михайловичем Кругловым, председателем профкома. Купил нам совхоз по мопеду, накоторых мы ездили в бригады для всяческих бесед с людьми и их информирования. Павел Михайлович был настоящим станичным лидером, как в работе с людьми, так и по отношению к женщинам — истый казак.

В июне 1968 года меня назначили директором Кагальницкого винсовхоза Мартыновского района. О нашей жизни и работе в совхозе в 2013 году издана небольшая книжка "Донские виноградари. Совхоз"Кагальницкий" от рассвета до заката. 1955-2012 годы«. Это коллективный рассказ группы бывших специалистов, рабочих и служащих совхоза, о труде на производственных участках, семейных кланах, о их трудностях и радостях, о воспитании детей. В книге перечислен практически весь штат совхоза с указанием фамилии, имени, отчества каждого работника, краткие биографии директоров, главных специалистов, руководителей среднего звена, механизаторов и шоферов, виноградарей, рабочих животноводческих ферм, работников детсада, медпункта, библиотеки и школы. Мне же была поручена работа по оформлению этих рассказов в единое целое, поиски сведений о совхозе в Мартыновском районном архиве. Доступ в архив обеспечил Иван Иванович Козинченко, как и издание названной книги.

Совхоз имел земельную площадь чуть более трех тысяч гектаров. Около шестисот гектаров занимали виноградники и фруктовый сад (в основном яблоки и немного вишни), до восьмисот гектаров занимали под зерновые, сеяли многолетние и однолетние травы, кукурузу на силос и зерно, был небольшой огород, бахча и так далее. Содержали мы крупный рогатый скот более тысячи голов, в том числе более двухсот коров; свиноферма тоже до 1000-1200 голов, была небольшая птицеферма и около пятисот овец, пасека на пятьдесят ульев. Виноград перерабатывался на винцехе (первичное виноделие), в конце своей работы в совхозе мы построили фруктохранилище на пятьсот тонн. Были и подсобные структуры — гараж (более двадцати пяти автомобилей), мехмастерская, где зимой ремонтировали технику, зернохранилище для семян и фуражного зерна и другие помещения. Хутор (совхоз) расположен в пойме реки Сал, между Большой и Малой Орловками. Дворов в хуторе около трехсот, клуб, школа, небольшая гостиница, детский сад, медицинский пункт. Вот, пожалуй, и всё. Коллектив совхоза — около 500 человек работающих, были партийная и профсоюзная организации с освобождёнными руководителями и комсомольская — секретарь не был освобождённым работником.

Вообще, если говорить о тогдашнем состоянии виноградников на Дону, то почти все они имели удручающий вид. При организации виноградарских совхозов на Дону в середине пятидесятых годов был выдвинут лозунг: «Превратим Дон в цветущий сад». Проходила массовая закладка виноградных насаждений, посадочный материал завозился из Молдавии, Украины, Крыма, Краснодарского края, Казахстана и так далее. Как и при всякой компанейщине, сажали всё, что было, неважно, районирован этот сорт для нашей местности, подходят ли почвы для конкретного сорта, хватает ли солнечной энергии, высокоурожайный ли сорт или нет, какая у сорта зимостойкость и так далее -всё это было неважно. Самым важным было количество посаженных гектаров. А сажали меньше саженцами, больше чубуками (лоза, длинною семьдесят сантиметров) и буквально «под лом», то есть ломом пробивались дырки в земле и туда всовывали черенок. Изреженность (то есть отсутствие кустов) была просто страшной. В степной части Дона люди никогда не занимались виноградарством, не было опыта, специалистов присылали из разных мест, где культура виноградарства культивировалась исторически. Но лучшие или хорошие специалисты были редкостью, они оставались дома, а приезжавшие, насмотревшись на все дела — ехали домой.

Со временем и местные люди нарабатывали навыки уходных работ на виноградниках, прояснялась картина сортового состава, совхозные механизаторы-умельцы, стали придумывать и изготавливать в совхозных мастерских приспособления и механизмы, уменьшающие затраты ручного труда людей.

Иными словами, мы являлись виноградарями-организаторами, как бы второй волны. Но за нами стояло уже квалифицированное «войско» в лице виноградарей, механизаторов, руководителей производствннных участков, специалистов. Виноградные плантации были в плачевном состоянии, их надо заменять.

А объективную помощь в этом оказала нам суровая зима 1968-1969 года — виноградники вымерзли. Учёные-виноградари и управленцы Донвино издали массу методик спасения виноградарства Дона. Рекомендации включали подкормки кустов, срез на чёрную головку, другие агротехнические приёмы. Виноградари совхоза после долгих и тягостных раздумий пришли к единому мнению: если уж корень куста подмёрз, ну хоть мёд заливай в эти корни, всё равно виноградный куст не наберёт природной силы, и высокого урожая от этих кустов ждать нечего, это объективная истина. А коли это так, то виноградники нужно закладывать заново.

Но теперь виноградари имели критический опыт наблюдения за работоспособностью, в наших условиях, каждого сорта. Старые виноградники мы практически бросили, делали вид, что ухаживаем за ними. И очень крепко нам за это попадало, как же, не исполняли инструкций и ценных указаний вышестоящих. Наша стратегия заключалась в подборе районированных сортов, то есть закладывать в посадках только те сорта, которые на Донских землях давали приличный урожай с хорошей сахаристостью к сентябрю месяцу.

Нам необходимо было заготовить массу добротного, чистосортного посадочного материала (нарезать, заготовить виноградные черенки), вырастить из этих черенков саженцы, вспахать плантаж (глубокие вспашки 70-80 см) и посадить эти саженцы на постоянное «место жительства». Всё просто изложилось на бумаге, а сколько было работы! Всё делают люди, а если они объединены общей целью, то получается почти всё. А люди в Кагальницком винсовхозе были просто замечательные.

За заготовку черенков, сохранение их зимой (в траншеях, засыпанных землёй, с ежедневным измерением температуры через деревянные трубы-колодцы), выращивание саженцев (полив, прополка, подкормка и так далее) взялась Варвара Самойловна Самко, молдаванка по национальности, направленная в совхоз после окончания техникума. Работница очень толковая, умная, деятельная, добросовестная. Позже я назначил её управляющей. При этом она сказала: «Я не хочу быть бегающим управляющим (то есть руководителем, затыкающим ежедневные организационные дыры), я хочу быть думающим управляющим». Такая постановка мне подходила. Благодаря заботам Варвары Самойловны саженцы у нас получились.

Под плантаж (пахоту) мы вносили по сто тонн навоза, была очищена не только наша ферма крупного рогатого скота, но и фермы близлежащих совхозов. Для перевозки навоза мы наняли механизированный отряд «Сельхозтехники» из пяти-семи тракторов «Кировец», каждый из которых привозил по двадцать пять тонн навоза за одну ходку. Внесение в землю такого количества навоза было удивительным для районных и Донвиновских властей. В 1972 году мы заложили (сделали посадки) виноградники на площади сто семьдесят два гектара (весной и осенью). Этот рекорд, уверен, не будет превзойден на Донской земле в ближайшие пятьдесят лет.

В течение трёх лет после посадки нужно было много работать на молодых посадках: борьба с изреженностью, формировка кустов, постановка шпалерных столбов, навешивание проволоки в три яруса, обрезка, опрыскивание от болезней, укрывка землёй на зиму, открывка весной и так далее — и всё это при большом дефиците рабочей силы.

Виноград — очень трудоёмкая культура, и даже в более поздние годы, когда появились укрывочные и открывочные агрегаты, пневматические секаторы, опрыскиватели, культиваторы с ножами, срезающими сорняки в рядах, всё равно виноградарство требует очень больших затрат живого человеческого труда.

Виноградники вступают в плодоношение на четвертый год после посадки. И уже после 1975 года в совхозе была самая высокая урожайность винограда по объединению Донвино. Нас перестали критиковать и начали хвалить.

Укрепив таким образом финансовое состояние совхоза, мы приступили ко второй, не менее важной задаче — наведению порядка на своих землях. Половина совхозных земель считалась поливной. Но вся оросительная система пришла, практически, в полную негодность. Каналы были построены в середине пятидесятых годов (строительство канала Волга-Дон и Нижне-Донской оросительной системы). Исполнены каналы были в полувыемке-полунасыпи, со временем они стали фильтровать воду, и началось заболачивание земель. Каналы зарастали сорняком и камышом, требовали большого ухода. Наши земли находились в самом конце межхозяйственного канала, и, если шёл дождь, и вода не была нужна, не было её разбора — на наших землях стояли озёра воды.

Проект землеустройства нам исполнил «ЮЖНИиГИМ», и начали мы со строительства пруда-накопителя на пятьдесят тысяч кубов воды в концевой части канала.При этом дно пруда было устланов два слоя полиэтиленовойпленкой, а сверху пленку засыпали землей толщиной тридцать-сороксантиметров. Никакой фильтрации воды из пруда не происходит до сих пор.

От этого пруда проложили железобетонные трубы, по которым и проходила вода. Глубина закладки труб в землю была различной, в зависимости от рельефа местности. Некоторые каналы (внутрихозяйственные) мы одели в бетонные плиты. Была выполнена система контроля за уровнем грунтовых вод.

Одновременно проводили вертикальную планировку поливных площадей, вода по оросителям должна проходить по всей площади поля, а для этого должны быть правильными его уклоны.

Описание задач заняло всего две-три странички, а на исполнение (закладка и выращивание районированных сортов винограда и наведение порядка на земле) потребовалось более десяти лет интенсивной работы коллектива совхоза.

Третья проблема, которой мы постоянно занимались — подбор и обучение кадров. К 1977 году в совхозе из числа руководителей среднего звена и специалистов имели высшее образование семь человек, тридцать шесть человек средне-специальное. Практики сельскохозяйственного производства получали заочное образование, главными специалистами были закончившие институты, техникумы, главным образом, молодёжь.

Работа с кадрами в Кагальницком винсовхозе проявились позже, в выдвижении специалистов, как тогда говорили, «на самостоятельную работу». Начальник винцеха Иваницкий Евгений Васильевич, стал директором Денисовского винсовхоза, секретарь парткома Литвинов Алексей Данилович — директором откормсовхоза, директор школы, поработав председателем райкома профсоюза работников сельского хозяйства, назначен директором Кировского винсовхоза, Иван Иванович Козинченко, гидротехник, был избран председателем райисполкома, а теперь работает Главой администрации Мартыновского района. Такие вот «птенцы гнезда Петрова» из Кагальницкого винсовхоза.

Ещё один секретарь парткома Синельников Михаил Иванович, парень очень недалекий, ушёл от нас в другой совхоз главным инженером. Потом работал директором совхоза, но карьера не сложилась, что-то связано с присвоением. Писали об этом и районная, и областная и какая-то из центральных газет.

Много внимания мы уделяли профессиональной подготовке тружеников совхоза, особенно виноградарей. Было организовано обучение по профессиям. Кроме зимних теоретических занятий в совхозе было организовано соревнование на лучшую обрезчицу, подвязчицу, сборщицу в виноградарской отрасли, соревнование между бригадами на лучшую культуру земледелия. В нашем совхозе проходили соревнования лучших обрезчиц совхозов Донвино.

Всю технологию совхозного производства тогдашнего времени можно проследить по документам, газетным вырезкам и так далее, имеющимися в нашем скромном домашнем архиве.

В совхозе проживало более тысячи человек, из них сто восемьдесят учащихся школы. Наша начальная школа имела всего две классные комнаты, поэтому в трёхклассной школе было двухсменное обучение. А более ста учащихся совхозные машины возили в Мало-Орловскую среднюю школу (по асфальту десять километров). Было решено, строить в своем совхозе школу-восьмилетку. Идея получила всеобщее одобрение. Донвино выделило нам деньги на строительство общежития на сто мест. Из этого общежития и получилась двухэтажная школа. Все работники совхоза, по графику, участвовали в строительстве, в нерабочее время, на подсобных работах -было то, что называется энтузиазмом.

Одновременно строилось жилье (двухквартирные дома) для учителей. Провели благоустройство территории школы, посадили двадцать четыре серебристых ёлки, разбивку цветников, посажены розы и другие цветы, кустарники, деревья.

Собрали учительский коллектив, и школа начала свою жизнь. За строительство школы и обеспечение её необходимым оборудованием Министерство просвещения РСФСР наградило меня почётной грамотой в 1973 году, а в 1975 — второй грамотой, за шефскую помощь школе. Выступал я и на областных педагогических чтениях по вопросу подготовки молодого поколения к коммунистическому будущему, тема определялась так: «Рабочему классу и трудовому крестьянству — достойную смену».

Старались мы поддерживать и культурный уровень жизни в совхозе. Приглашали в гости писателей: В.А.Закруткина, П.А.Шестакова, А.Кондакова. Проходили встречи с Н.К.Соболевым (бывшим начальником объединения Донвино), трижды награжденным орденом Ленина, заслуженным агрономом РСФСР, с командиром пятого Донского казачьего Кавалерийского корпуса генералом Горшковым и его боевыми товарищами. Все эти встречи проходили в школе и клубе, с торжественными линейками, приёмами в почётные пионеры, чтением стихов, разговорами, беседами и так далее.

Не забывали мы и о тех, кто отдал свои жизни в Отечественную войну за освобождение нашей Родины. Шестьдесят воинов-хуторян не вернулись с войны. После войны был поставлен в хуторе памятник воинам, обычный, типовой, как говорили в те времена. Хуторяне знали, что там похоронены девять солдат погибших при освобождении хутора от немецкой оккупации. Кто эти солдаты? Поисками родственников погибших занялись «красные следопыты», наши школьники, во главе с Е.В.Ильченко (завуч школы).

Поставили мы около братской могилы два обелиска. На одном были написаны все шестьдесят фамилий воинов-хуторян не вернувшихся с войны, а на втором — фамилии воинов, погибших при освобождении хутора.

В сентябре 1977 года, через тридцать четыре года, приехали по нашему приглашению, родственники погибших, найденные школьниками-следопытами. Сколько же было народу! Даже немощные бабушки были привезены, по их просьбе, на автомашинах. Ещё живущие свидетели гибели солдат рассказывали родственникам, как всё было, на каком месте, куда попала пуля или осколок, как проходили похороны и так далее. Хотели мы устроить гостей на ночлег в гостинице, но куда там, всех разобрали по домам. Многие хуторяне обиделись на то, что гости не попали в их дом.

Всё это мероприятие проходило 10 сентября 1977 года, в воскресенье, а в понедельник, буквально половина женщин не вышла на работу, как выяснилось, от нервного потрясения. Слишком свежи ещё были воспоминания людей о страшных годах войны. И люди наши очень отзывчивы на такие мероприятия.

В молодости течения времени не замечаешь, рассчитываешь, похоже, на вечность. А вот после пятидесяти —ох, как быстро оно бежит.

30 августа 1997 года пригласили нас на двадцатипятилетие Кагальницкой восьмилетней школы. Вера Дементьевна в это время сбежала в Сочи от аллергии, ездил я один.

Плохо, что в этот день произошла накладка двух мероприятий: и юбилей школы, и второй сбор родственников в хуторе Апаринском у Вифлянцевых. Нужно было поспевать и туда, и сюда.

Провели нас по школе. Увидел я стенды с фамилиями отличников, в том числе и фамилию своего сына Саши. Фамилии выпускников школы закончивших институты, и там Саша.

Показали нам фотоальбомы с фотографиями строительства и открытия школы, первых учителей, первых выпускников, фотографии встреч с писателями и заслуженными людьми области, работу «красных следопытов» и встречу родственников погибших при освобождении хутора. Хорошо, что учителя и ученики берегут память о хороших делах своих родителей, дедушек и бабушек.

Торжественная часть проходила в клубе совхоза. Ведущими были ученики. Удивительно, насколько умными стали дети! И сколько помнят люди подробностей, казалось бы незначительных мелочей! Не скрою, приятно было слушать добрые слова в адрес нашей семьи, многие сожалели, что не приехала Вера Дементьевна, в её честь исполняли романс.

В последние годы мы редко ездили в совхоз, всё по каким-либо печальным событиям, в конце декабря 1996 года, возвращаясь с охоты, попал в аварию директор совхоза «Денисовский», бывший винодел нашего совхоза, Иваницкий Евгений Васильевич, после аварии, через неделю умер. То ли водитель заснул за рулем, то ли попали на скользкую часть дороги. Водитель отделался двумя поломанными ребрами, а Евгения не стало.

Но встречи с хуторянами, для меня всегда приятны. Люди помнят и подъём экономики совхоза, и дружную, результативную работу коллектива, и строительство жилья и производственных помещений, и повышение материального благосостояния людей.

И в совхозе у людей и у нас о том периоде жизни и работы сохранилисьдобрые воспоминания.

Строили мы и производственные помещения и жильё. Коровник на двести голов, с механической уборкой навоза и доением коров. Помещение для молодняка крупного рогатого скота, общежитие на пятьсот человек, зернохранилище, совхозную баню, здание конторы, фруктохранилище (холодильник), один дом отдали под медпункт, покупали за счёт совхоза оборудование для школы и медпункта, продолжили строительство на винцехе, пополняли его оборудованием, пополняли тракторный и автомобильный парки.

За десять лет рабочие и специалисты приобрели в личное пользование более сорока легковых автомобилей, шло индивидуальное строительство. Материальное благосостояние людей росло. Практически был решён квартирный вопрос.

И всё это в так называемые «застойные времена». Застой заключался вдругом: слишком уж было всё зацентрализовано. Райкомом придумывались всякие штабы (по уборке, по заготовке сена, силоса и так далее). Выдавались всякие задания по производству отдельных видов продукции, существовали кроме промфинплана, встречные планы, обязательства, задания райкома и обкома и прочее, и прочее. Инициатива какого-то совхоза по ***,- и все должны были эту инициативу «поддерживать», и развелось масса всяких контролирующих органов, уполномоченных.

О существующих тогда порядках и взаимоотношениях с вышестоящими инстанциями можно привести несколько характерных примеров.

В 1976 или 77 годах Мартыновский район перевыполнил план производства и сдачи мяса государству на четыреста тонн. Первый секретарь решил подстраховать будущий год, один Бог знает, как сложится в сельскомхозяйстве, и решил перевыполнение в отчетах не показывать, а «перетащить» его на будущий год. Начальнику ЦСУ об этом решении сказал, а директору откормсовхоза — забыл. Директор отчитался за всё мясо перед своим областным руководством, сдал годовой отчёт и спокойно работает дальше. В то время отчётность шла по линии вышестоящих хозяйственных организаций и по каждому району.

Когда областное ЦСУ свело отчёты по районам области и областным хозяйственным объединениям цифры по мясу «рванули» на четыреста тонн. Тогда первый райкома вызывает директора с требованием — немедленно в Ростов и поправить цифры в тресте откормсовхозов. А генеральный директор изменять цифры категорически отказался. И директор откормсовхоза попал в «вилку». Первый секретарь райкома и генеральный директор общего языка не нашли, а виновен директор совхоза. Не простил ему первый такого «ослушания». В таких случаях обычно создавалась комиссия (народный контроль, газета, прокуратура, райком партии и профсоюза), которая выезжала в совхоз и набирала кучу недостатков, в данном случае, по зимовке скота, следовала разгромная публикация в газете и слушание на бюро райкома, а на бюро приглашались все директора и секретари парткомов совхозов. Тяжко приходилось в таких случаях тем, кого «слушали». Но все прекрасно понимали из-за чего сыр-бор. И «слушание» как-то стало стопориться, не получалось моральной напряжённости. Тогда первый спрашивал у дежурного инструктора, а почему на бюро нет органов? Делаем перерыв, руководителей прокуратуры, милиции, немедленно вызвать на бюро. Через 10-15 минут «органы» были в райкоме. Мы поняли это, как запугивание, намёк на то, что прямо с бюро заберут директора совхоза «за крупные недостатки в зимовке скота». Но, обошлось. Директора от занимаемой должности освободили, направили в другой совхоз главным инженером, а через два месяца он уволился и уехал в другой район.

Не меньше забот придавали нам областные уполномоченные. В 1977 году уборка зерновых шла очень тяжело, постоянно шли дожди. Винсовхозы были всегда более мобильными и с уборкой справились, и уже пахали зябь. На поле всегда оставались кучки соломы, и чтобы они не забивали плуг, трактористы их попросту поджигали. А в это время ехал по асфальтированной дороге мимо Больше-Орловского винсовхоза уполномоченный, член бюро обкома, начальник КГБ области генерал Хлестков, сопровождал его первый секретарь райкома: «Что, не обмолоченные валки сжигаете?» Да нет, это остатки соломы — отвечает первый. Остановились, убедились, но придраться-то к чему-то нужно. А почему много колосков на земле? Плохо убирали, снять с должности главного агронома.

Очередное заседание бюро к вечеру того же дня. Слушается вопрос о ходе уборки зерновых в Больше-Орловском винсовхозе. Нависает угроза освобождения главного агронома от работы. Опять перерыв, собрались мы кругом, уговариваем Валентина Михайловича Ковалёва «признать вину», уехал же уполномоченный, всё пройдет. Но, Валентин Михайлович" упёрся: «Целый месяц больше трёх-четырёх часов в сутки не спал, старался, в чём моя вина?» Освободили. А ведь чтобы из выпускника ВУЗа получился хороший главный агроном, требовалось лет десять практической работы. Но кто об этом думал. Работал Валентин Михайлович в течение года управляющим виноградарского отделения, потом потребовался главный агроном в ОПХ ВНИИВиВ, я его рекомендовал директору института, и сегодня Валентин Михайлович работает в этой должности.

Очередным уполномоченным в районе был Иван Иванович Гаврицков, заведующий отделом пищевой промышленности обкома. Был он в районе дней пять, днём ездил по совхозам с первым секретарём, а ночевать приезжал в нашу совхозную гостиницу естественно, ужинал. После ужина мы подолгу разговаривали, в какой-то день он осмотрел и наше животноводство, остался доволен, получился у нас деловой контакт, который может быть у большого начальника и рядового директора совхоза.

А весной вызывает меня Иван Иванович в обком и предлагает новую работу — генеральным директором вновь организуемой фирмы «Заря» в Волгодонске. Я отказался, причины были. Тогда он мне говорит, вам там хорошо, на природе, а тут вот сидишь, ноги больные, какие-то ещё болезни называет. А я по простоте душевной ему и говорю: «А кто же вас тут держит?» Нужно было видеть его лицо, из нормального человеческого, оно медленно превращалось в маску какого-то истукана. «Так не пойдешь?» «Нет», -отвечаю. «Тогда я вычеркиваю твою фамилию из списков на выдвижение. Иди». Позднее донвиновцы предлагали мою кандидатуру на должность зама по сельскому хозяйству объединения, а после ухода на пенсию Н.П.Шарапова — на должность начальника. Но, действительно, в списках обкома на выдвижение моей фамилии не оказалось.

Жизнь шла какими-то волнами, и, не дай Бог, было попасть на гребень этой волны. После переезда в совхоз мы жили в доме на два хозяина, было решено построить для директора отдельный одноквартирный дом. Это делалось с разрешения вышестоящей хозяйственной организации, строительство включалось в титульный список (ежегодный план строительства в совхозе), выделялись финансы, стройматериалы. Ибо дом не принадлежал лично директору, оставался совхозным, государственным. Новый, 1970 год, мы встречали уже в новом доме, а в феврале я уехал на экзаменационную сессию в Донской сельскохозяйственный институт (студент-заочник). В один из дней в шесть часов утра прибыл мой водитель с пакетом из райкома: немедленно прибыть на бюро. Спрашиваю у Фёдора Макаровича, что там случилось? Не знаю, говорит, приезжала какая-то комиссия из района, рулеткой замеряла Ваш дом.

Поехал я не в райком, а в Ростов, в Донвино. Начальник объединения ничего не знает, но дал мне письмо на имя первого секретаря, что дом построен на законном основании, по разрешению объединения. Зашёл я ещё в обком. Там мне сказали, что в Сальске какой-то колхоз или совхоз построил в райцентре двухэтажный личный дом первому секретарю, дана команда во все районы — проверить, кто из руководителей всех рангов строит себе дома. Это меня несколько успокоило, дом был не личный, а совхозный. Часам к трём приехал в райком, члены бюро и ещё два директора, тоже строители домов, совхозов, ждали меня почти целый день. Заседание бюро началось немедленно. Наши объяснения, что это не личные дома, никого не интересовали. Объявили нам по выговору за нескромность в строительстве домов. А через два или три года перешли мы в другой дом, в первом сделали совхозную гостиницу, в гостиницуперевели детский сад.

Иногда не складывались отношения с руководством района. Когда я только начинал работу директором совхоза, не сложились отношения с Николаем Петровичем Гребенниковым, председателем райисполкома. Уже не помню подробностей, но пожаловался он начальнику объединения Донвино, назвал меня самым неуправляемым директором в районе, со мной провели «разъяснительную беседу». Позднее, установились у нас с Николаем Петровичем добрые, приятельские отношения на долгие годы. Не нашёл он общего языка в работе с первым секретарём райкома Водолазовым Николаем Ерофеевичем и перешёл на работу, или его «перевели», директором соседнего Больше-Орловского винсовхоза. Весной, когда начался сев яровых зерновых, выяснилось, что у соседа семенной ячмень потерял всхожесть. Видимо, засыпали на хранение без достаточной просушки, зерно подогрелось и зародыши погибли. Поделились мы семенами, запас был. Но более серьезная беда была у Николая Петровича впереди. Когда его перевели в совхоз, он долго не мог перевезти туда семью, так как не была освобождена квартира Рубана Алексея Ильича (бывшего начальника СМУ, переведенного заместителем начальника объединения Донвино по строительству). Нового председателя РИКа уже назначили, ему нужно было перевозить семью из Ростова в Большую Мартыновку, в квартиру Гребенникова Н.П. Пригласили Николая Петровича в райком и предложили вывезти вещи и сложить их на каком-нибудь складе в совхозе. Разговор закончился тем, что Николай Петрович послал всех с ним беседующих недалеко, где-то буквы на три. Тогда позвали его жену, она работала заведующей семенной лабораторией. Разговор тоже был крутым, а у женщины давление под двести. Пришла она на своё рабочее место, села за стол и умерла. Очень плохой резонанс оставила в районе эта смерть, на похоронах было много людей, приезжали почти все директора совхозов, бывшие руководители района, с которыми работал Николай Петрович, жители Большой Мартыновки, руководство Донвино, не было только «первых лиц района».

Оставшись один (жил с матерью и сыном, дочь вышла замуж), Николай Петрович часто приезжал к нам в гости, особенно когда становилось грустно на душе.

Через несколько лет Н.П.Гребенникова перевели на работу в Ростов, начальником конторы материально-технического снабжения Донвино, позднее ушёл на пенсию, живёт в Ростове.

Отношения с новым председателем Исполкома совсем не сложились. Я не знаю, кем он работал до обкома партии, а пришёл он в район с должности инструктора обкома. В сельскохозяйственном производстве разбирался слабо, а амбиций — хоть отбавляй. Как-то зимой, я вернулся из Ростова поздно, часов в девять-десять вечера. Звонят, что на свиноферме замерзают поросята. Обогревалась тогда ферма (маточник) электричеством (ТЭНы нагревали воду в трубах). Приехал начальник районной пожарной охраны с инспекцией, обнаружил какие-то нарушения пожарной безопасности, обесточил обогрев помещения, температура в свинарнике начала резко снижаться (мороз был сильный), и поросята начали замерзать. Собрал я совхозных электриков, специалистов, и они начали подключать электроэнергию, а сам стал звонить председателю РИКа (звали его Альберт Аристархович) по случаю данного происшествия. Но поддержки не получил, что-то он мямлил, напоминал об инструкциях и так далее. Сказал я ему, что руководитель не должен быть беспомощным, если он хочет быть руководителем, разговор закончился. Поднял я с постели и первого секретаря, этот разобрался быстро, мои действия одобрил, а разбирательство отложил до утра. Отопление помещения мы восстановили, но более пятидесяти поросят успело сдохнуть (замёрзнуть).

А ближе к осени, мы заканчивали уборку кукурузы на силос, оставалось гектаров пятнадцать. Работал силосоуборочный комбайн и всего одна машина на отвозе силосной массы. Вдруг, вызывают на заседание исполкома и приказывают передать комбайн и машину в зерновой совхоз, он отстал по заготовке силоса. Вношу встречное предложение: дайте мне одну-две машины (а тогда в районе было много автомобилей, прикомандированных на уборку из армии), мы за сутки закончим уборку у себя, потом отправляем в зерносовхоз всю названную технику вместе с механизаторами. Председателя такое предложение, похоже, взбесило, ну как же — ослушание! Говорит: «Отправляй технику и не учи нас, как организовать уборку силоса». Тут и мне попадает «шлея под хвост». А почему дураков не учить? — задал я ему вопрос и ушёл с заседания Исполкома. Вышел во двор, там было много очередников на экзекуцию (директоров совхозов). Видя мое состояние, налил кто-то полстакана коньяка, поговорили мы немного, и уехал я домой (это километров двадцать пять от райцентра). Но, не успел войти в кабинет, секретарь сообщает, что срочно вызывает первый секретарь райкома. Что делать, поехал. Четыре часа стоял я «на ковре», а сидящие за столом члены бюро меня усиленно «воспитывали». Но, обошлось, с работы не выгнали.

Уже работая в Новочеркасске на «ликёрке», поехал как-то в Шахтинский ОРС по поводу невозврата посуды и встретил там Альберта Аристарховича, был он в ОРСе инспектором отдела кадров. В Большой-Мартыновке он много пил и потерял в своей деловой карьере всё. Позднее И.И. Козинченко сообщил мне, что Альберт Аристархович умер в доме пристарелых в Б-Мартыновке.

И несмотря ни на что, можно было решать все вопросы, связанные с интересами коллектива. Главное — быть активным, инициативным. Нужна нам была школа — построили, холодильник для фруктов — построили. Хоть и не было у нас близко трубопровода природного газа, газовые печки в квартирах у людей поставили (газ завозили в баллонах). Посёлок телефонизировали, на всех производственных участках стояли телефоны, «Жигули» люди покупали, в Москву и Ленинград передовиков производства (человек по двадцать) на экскурсии посылали, лечиться в санатории люди ездили, детей на море отдыхать отправляли. Иногда дело доходило до смешного. Когда мы агитировали одного тракториста поехать в санаторий подкрепить своё здоровье, он поставил нам условие: «Дадите тонну сена — поеду».

На уборку урожая винограда мы завозили на сентябрь месяц (по решению обкома, облисполкома) учащихся профтехучилищ до пятисот человек, а все остальные сельскохозяйственные работы производили своими силами. Поэтому независимо от должностей и специальностей все мужчины совхоза участвовали в ремонте шпалерных столбов, снятии проволоки (освобождение от лозы) — очень физически трудная работа. Виноградники мы сажали в две смены: с 6-00 до 12-00 на посадочных агрегатах работали рабочие, а с 13-00 до 18-19 часов, всякого рода совхозные руководители. И производительность труда у руководительской смены была выше, чем у рядовой. Заготовка сена происходила таким же способом. Мужские руки концентрировались на самых важных работах, а второстепенных в сельском хозяйстве практически нет.

Женщинам тоже было нелегко, особенно виноградарям. Редкая из женщин не болела полиартритом рук, сказывались нагрузки от работы секатором при обрезке кустов. Большим облегчением для них стали пневмосекаторы, достаточно было нажать на кнопку-курок, и под давлением воздуха нож резал лозу.

Работала в Кагальницкой школе и жена, Вера Дементьевна. Практически всю свою жизнь посвятила работе с детьми. Уходила она на пенсию в пятьдесят девять лет из Новочеркасской школы N 6, где работала последние пятнадцать лет. О её опыте работы писали местные газеты и в Мартыновской районе и в Новочеркасске, журнал «Начальная школа».

Почти каждое лето приглашали её, деревенскую учительницу, в Ростовский институт усовершенствования учителей для чтения лекций. Этот же институт обобщал опыт её работы, работники института часто посещали её уроки.

Вера Дементьевна имела свои принципы и взгляды на процесс обучения и воспитания детей в школе, в связи с чем, наживала себе недоброжелателей, завистников, но друзей и единомышленников имела значительно больше. В принципиальных вопросах позиций не сдавала, исключали её из рядов КПСС на партсобрании школы, когда она сдала партбилет в РК КПСС в знак протеста против существующих в школе беспорядков. Затем её уговорили взять партбилет обратно. В её защиту выступила городская газета со статьей на целую полосу, называлась статья «Вашу руку, Вера Дементьевна!»

Все эти мелкие и крупные битвы требовали больших затрат нервной энергии и квыходу на пенсию здоровья, практически, не осталось.

Классы выпускала крепкие, дружные, с зачатками самоуправления, с приличными знаниями, с хорошими человечками. Среди учителей всегда шла борьба за классное руководство выпускниками Веры Дементьевны, когда они становились старшеклассниками.

За свой труд Вера Дементьевна награждена значком «Отличник народного просвещения», медалью «В честь 100-летия со дня рождения В.И.Ленина» имногими грамотами. Но главной наградой являются благодарные, теперь уже взрослые, ученики.

Шестидесятилетие Веры Дементьевны мы скромно отметили в школьной столовой. Были все близкие по родству и духу люди. 19 июня 1995 года в последний раз была в гостях и поздравила невестку дорогая мама, Анастасия Даниловна. Кто знал, что случится в ноябре.

Поздравили мать и Саша с Димой, приезжавшие из Санкт-Петербурга. Капиталина Дементьевна с Галей (дочерью), приехали Дьяковы всей семье/ Володя, Валя, Андрюша с женой Галей и дочерью Дашуткой, даже Оля приехала из Москвы. Поздравлял Веру и весь клан Харламова Василия Даниловича и Антонины Андреевны: Евгений и Николай со своими женами Аллой и Таней.

Находились в отпуске, пришли поздравить Женя с Ларисой и дочерью Аннушкой (тоже москвичи) и их родители, наши славные соседи Агаповы, Сабина Иосифовна и Валентин Архипович.

Было много молодых учителей, председатель профкома школы, директор школы Кемарская Алла Александровна — в своём поздравительном слове долго уговаривала Веру Дементьевну вернуться в школу.

Цветов, пожеланий, песен и танцев было много.

За работой мы как-то не замечали, как нам теперь кажется, как подрастал сын Саша. Ребёнком «почемучкой» он был бесконечным. Вечером, уходя в кино, мы оставляли его у бабушки, а когда возвращались домой, на все его вопросы ответить было невозможно. А почему ветер, а почему луна, — бесконечные «почему». Чтобы как-то остановить поток вопросов, Вера Дементьевна подбирала трудно произносимое слово, например, «потому что перпендикуляр». Затруднения были недолгими, и снова следовал вопрос: «А посему пендиляль?»

Любил Саша слушать чтение сказок, особенно «Конька-Горбунка», понимал юмор. Когда я читал ему: «... а ножонка-то, ножонка, тьфу ты, словно у цыпленка...», он буквально заливался смехом. В четыре года Саша читал наизусть «Бородино» М.Ю.Лермонтова. Читать и писать научился рано. Был всегда аккуратен, один единственный раз в детстве пришёл домой с вырванным лафтаком на брюках. Мы даже обрадовались — хоть раз штаны порвал, мальчишка всё-таки.

Перед сном всегда складывал одежду на стул, постель заправлял сам с раннего детства. С вечера складывал в портфель все учебники, тетради и всякие ученические принадлежности, в этом мы его никогда не проверяли. Тут сказывалось влияние мамы-учительницы.

Учился Саша хорошо, считался самым сильным учеником в школе, каждый год приносил родителям благодарственные письма и грамоты, храним их вместе с ученическими дневниками сына. Но золотую медаль не получил из-за четвёрки по сочинению.

Пытались мы уговорить Сашу поступить в какой-нибудь сельскохозяйственный ВУЗ в области — не получилось. Институт выбрал сам (Московский автомеханичкский — МАМИ), и поехали они с матерью в Москву на месячные подготовительные курсы, а с первого августа начались экзамены. Выпросил я отпуск в райкоме и тоже махнул в Москву. Сдавал Саша два экзамена, и оба на отлично, существовал тогда такой порядок поступления.

На последнем экзамене дежурили мы с матерью возле двери, выходит наш сын с озабоченным лицом, мы к нему с вопросом: «Как?!» А он совершенно равнодушно отвечает, что ему надо искать коменданта, чтобы договориться об общежитии — в студенты зачислен. Конечно, радость!

Пригласили мы новых московских друзей (у которых жили в Москве) в ресторан на Новом Арбате и отметили это приятное и важное для нас событие. В этом же ресторане отмечали и получение Сашей диплома об окончании института.

В Московском авто-механическом институте предпочтение отдавалось почему-то местным абитуриентам, общежития Саше на первом курсе не предоставили, устроился он на квартире в Малаховке, а месяца через три перешёл на квартиру к Людмиле Ильиничне Снитко, которая работала в то время секретарём в приёмноё главного врача одной из Кремлёвских больниц. И квартировалу неё весь первый курс обучения, её сын Миша учился в лётном военном училище.С тех пор поддерживаем мы с семьей Снитко добрые, практически, родственные отношения, бываем друг у друга в гостях, вместе много раз отдыхали в подмосковных санаториях, на берегу Дона, на Валдае под Новгородом.

Отец Людмилы Ильиничны Захаров Илья Иванович полковник авиатор, в своё время руководил авиашколой в Вязниках, за умелое руководство награждён орденом Красной Звезды. Начинал службу в одной части с генералом Каманиным, который позднее был командиром первогоотряда космонавтов. Когда я приезжал в Москву, то останавливался у Захаровых. Илья Иванович всегда спрашивал о видах на урожай и если получал ответ, что виды неважные, говорил, а вот в Москве неурожаев не бывает. В семье Людмилы Ильиничны двое детей Миша и Света. Муж офицер, возвращаясь домой со службы, умер в метро. Дети выросли и Людмила Ильинична вторично вышла замуж за Снитко Виталия Ивановича. Родился на Украине, торговый работник, жил в Бердянске, затем переехал на жительство в Москву и работал директором самой крупной в городе овошной базой.

Теперь Виталий Иванович и Людмила Ильинична живут в Крыму, в Ялте.

На каникулы Саша приезжал домой, в Кагальницкий винсовхоз, а

затем в Новочеркасск. Нередко и я бывал в Москве, посещал сына в общежитии. Однажды пришёл он ко мне в гостиницу «Россия» в одежде, ну, хуже некуда. Говорю, ну что же ты так одет, сынок? Твои друзья по комнате в общежитии вон как разодеты. Но, сына это не смущало. «Зато я значительно лучше их учусь» — был ответ.Мать предлагала купить ему джинсы, входящие тогда в моду, но сын сказал: «И охота вам платить дурные деньги спекулянтам».

Новоиспеченный инженер-механик, получивший красный диплом, имел право выбирать место работы. По общему совету выбрал Саша Ленинград, Кировский завод. Работал там мастером, старшим мастером, инженером-технологом по программированию станков с ЧПУ. Жил несколько лет в общежитии, приобрёл новых друзей, потом вступил в жилищный кооператив и выкупил однокомнатную квартиру.

С новыми веяниями появились в Ленинграде школы менеджеров иностранных государств. С согласия завода Саша учился в годичной школе под эгидой Бельгии (ЛЭТИ-ЛОВАНИУМ), преподавание шло на английском языке. А в школе Саша изучал немецкий, затем два года ходил на курсы французского. Пришлось осваивать и английский.

Когда до конца учёбы оставалось месяца три, завод предложил Саше оставитьучёбу и вернуться на завод, в противном случае — увольнение. Саша выбрал последнее. После окончания школы менеджеров в 1993 году работал в небольшой фирме «КПГ», затем перешёл в бизнес-центр «Прин», а через 2 года стал его генеральным директором. С 2000 года заместитель генерального директора ЗАО «Европа Отель», в 2004 году переведён на работу в Министерство регионального развития РФ начальником отдела региональной экономики. Недолго трудился заместителем генерального директора «Ленэстейтпроект» и «Ленгипротранс», в 2006 году нашёл инвесторов и уехал в Хорватию, где занимается управлением инвестиционными прооектами: отели, строительство коттеджей.

Саша был женат на Валентине Анатольевне Шибут 1960 года рождения, от первого брака у неё сын Дмитрий, 1982 года рождения. Регистрация состоялась 28 августа 1992 года. После 12 лет совместной жизни они расстались, а в 2007 году развелись. Общих детей не было. Валентина работала в компании «Форд» и с 2004 года жила в Москве.

В 2005 году Саша поехал в служебную командировку в Хорватию. А в 2007 году переехал туда на жительство.

В январе 2008 года Саша женился второй раз на Глушковой (Власенко) Наталье Николаевне (теперь Фролова), родилась 6 сентября 1974 года в посёлке Свободный Амурской области в семье военнослужащего. Ещё до «перестройки», её отца Николая Васильевича, перевели служить на Украину в город Черкассы, где семья сменила гражданство в момент распада СССР и образования независимой Украины. Когда Наташа первый раз приехала к нам в гости, мы просили её родить нам внука, она обещала родить двоих, хотя от первого брака уже имела сына Александра, родился 29 мая 1992 года. И слово сдержала, 5 мая 2008 года родися наш внук Даниил Александрович, а 15 июня 2009 года — наша внучка Анастасия Александровна. Эти имена носили наш дед по материнской линии Даниил Ильич и наша мама Анастасия Даниловна.

Наташа человек спокойный, с доброй душой, замечательная мама наших внуков. Мы ни словом, ни делом не вмешивались в семейную жизнь сына, но Валентину мы считали женой сына, а Наташу не только женой сына, но и нашей невесткой.

Ещё когда мы жили в Кочетовской, сложился у нас дружный коллектив: главный врач района Фёдор Макарович Казача и его жена Галина Викторовна врач-гинеколог (уже ушли из жизни), два директора восьмилетних Семикаракорских школ: Яценко Николай Емельянович (1929-2013) с женой Клавдией Васильевной,Садчиковы Василий Георгиевич (тоже ушёл из жизни) и Тамара Ивановна, Милиткины, Фроловы. Праздники — Новый год, 7 ноября, 1 мая и дни рождения, особенно круглые и полукруглые, встречали или отмечали вместе, по очереди друг у друга. Жили мы по расстоянию как бы в треугольнике, от Семикаракорска до Кагальницкого совхоза было пятьдесят шесть километров, до Задоно-Кагальницкого — сорок пять километров. Транспорт у нас был служебный, позднее мы купили и собственные легковые машины.

Помню, однажды зимой явились наши друзья в Кочетовскую на санях, запряжёнными лошадьми, а в один из Дней Победы, 9 мая, мы почти всю ночь гуляли на берегу Дона, слушали соловьев.

На этих дружеских праздниках мы обсуждали и политические темы, и хозяйственные, и бытовые, помогали друг другу в решении каких-то проблем.

Хорошее это было время, все молодые, энергичные, с определённым положением в обществе, считались приличными или крепкими руководителями.

Выходных дней у нас практически не было. Когда было уже невмоготу, мы выезжали с друзьями и родственниками в Задоно-Кагальницкий птицесовхоз, где в то время директором был Милиткин Стефан Васильевич, а брат мой, Иван Васильевич — главным энергетиком. Летом мы приезжали на берег Дона, там купались, варили уху и раков, пили сухое вино, пиво, желающие — водку, коньяк, вели долгие дружеские беседы, пели песни. Чаще всего с нами были и дети.

Распадался наш дружный коллектив медленно. Ушёл из жизни Фёдор Макарович Казача, переехала на жительство в Аксай Галина Викторовна.

На Стефана Васильевича накатили «телегу» из девятнадцати «обвинений», прокурор возбудил уголовное дело, райком собрал бюро и освободил от занимаемой должности (до пенсии Стефану Васильевичу оставалось года три). И все эти годы, уже нигде не работая, Стефан Васильевич «отмывался» от всей этой грязи. В итоге — отмылся, а тут серьёзно и долго болела жена. И когда он получил последнюю бумагу, снимающую предпоследнее обвинение — не выдержал. Осталось за ним единственное «обвинение».

Выращенное в течение года мясо (утки) совхоз не успел сдать до 31 декабря, тонн сорок, сдали к середине января Нового года, а зачли это мясо прошлым годом. Это действие посчитали за приписки, как будто сорок тонн мяса можно вырастить за неделю или две. Дважды в его защиту выступала областная газета «Молот», но, что делать, и прокурор, и райком «закусили удила».

Решение о самоубийстве было, похоже, очень твёрдым, слишком глубоко был обижен человек. Стрелялся Стефан Васильевич из ружья «Белка». Рядом со Стефаном Васильевичем нашли три патрона, каждый из них с двумя следами отбойка, и лишь четвёртый патрон сработал нормально. Значит, было семь нажатий курка. Можно было остановиться, но не остановился. А на следующий день умерла его жена Галя, (рак её доканал), о смерти мужа ей не сказали.

Осталось у Милиткиных двое взрослых детей, пятеро внуков и внучек, которых они очень любили, баловали, гордились. Очень уж ранимую душу имел Стефан Васильевич. Всю свою жизненную энергию отдал сельскому хозяйству и, в частности, птицеводству родного совхоза. Был награждён медалью «За доблестный труд», орденами «Знак почёта» и «Октябрьской Революции».

Уехала на жительство в Ленинград семья Яценко. В 1978 году переехали и мы в Новочеркасск. Многим было непонятно, почему затратив столько сил, сделав крепкое хозяйство, когда нужно было уже, как говорят, «стричь купоны», мы уехали. А причины были сугубо прозаические. Десятилетняя напряжённая работа сказалась на моём здоровье, стало сдавать сердце. Первый неприятный симптом проявился, примерно, в 1972 году. Рано утром, когда я брился у зеркала, начались спазмы сосудов. Сознание я не потерял, но пальцы рук и лицо исказились судорогами, сердце билось, как у канарейки. Медички сделали мне много уколов. Напряжение сняли, а приехавшие врачи из Мартыновского и Семикаракорского районов (Ф.М. Казача с терапевтом) сделали кардиограмму, ни инфаркта, ни инсульта не установили. Но первый звонок прозвенел. Постоянная аритмия, пульс под сто ударов постоянно и давление не выше 90.

В то время, когда мы работали в Кагальницком винсовхозе, потянулись наши родственники из городов и из Сибири на Дон, в деревню. В начале, было пожелание приехать к нам в совхоз, но создавать в хозяйстве родственный клан, когда один из родственников руководитель — не совсем удобно.

Попросил я Стефана Васильевича Милиткина, директора Задоно-Кагальницкого птицесовхоза, устроить родственников на работу, люди они работящие, непьющие и не скандальные. Получилось удачно, с точки зрения природы — места великолепные, Дон рядом, около дворов речка Солянка, из которой при необходимости можно поливать огороды.

Первым в 1971 году обосновался в Задоно-Кагальницком совхозе мой братец Иван Васильевич. Многие годы работал он машинистом турбины на Красносулинской ГЭС. Постоянное и длительное вдыхание масляной пыли, стало сказываться на его здоровье, цвет его кожи приобрёл жёлтый цвет, это и послужило причиной переезда.

В совхозе работал брат главным энергетиком. На птицефабрике много электрооборудования, подстанций, котельные, линии электропередач и так далее — всё это нужно было ещё строить, комплектовать, завозить, запускать и постоянно поддерживать в рабочем состоянии — работы сверх меры.

В 1976 году из Забайкалья приехали Носыревы, Владимир Прокопьевич (1932-2009) и ГалинаДементьевна(1932-2014), старшая сестра моей жены с семьёй. Галина — учитель, Володя — железнодорожник — его стихия электровозы, в совхозеработал электриком. Затем его избрали освобождённым председателем профсоюзного комитета совхоза, и с этой должности он вышел на пенсию в 1992 году.

У Носыревых трое детей: Саша — 1954, Витя — 1955 и Оля — 1967. Саша ещё несколько лет жил в Забайкалье, приехал к родителям, работал в совхозе, уехал в город Шахты и там умер.Витя окончил десять классов, служил в армии, поступил в Ленинградский оптико-механический институт, но на четвёртом курсе женился и уехал с женой в город Тарту. Родилась у них дочь Анна в 1979 году. Семья не сложилась, развелись. Витя женился вторично на Марии Ильиничне, живут в Тарту.

Оля жила с родителями, окончила мединститут вышла замуж за Обухова Андрея, в январе 1991 года родился сын Максимка, работали в городе Волгодонске, в 2004 переехали в Москву. Оля работает по специальности — детский врач, Максим оканчил институт весной 2013 года.

В 1978 году переехали в Задоно-Кагальницкий птицесовхоз и Воробьёвы Владимир Александрович и Капиталина Дементьевна (младшая сестра моей жены).

Владимир Александрович (1928-2008), учитель физики и математики, работал преподавателем в Агинском педучилище, выучил двух старших сестёр Леонтьевых, а на младшей женился. Затем они переехали в Сретенск и там работали в педучилище.

У Воробьевых двое детей: Виталий и Галина.

Виталий Владимирович, 1960, окончил военное училище, служил в Забайкалье, в 1994 году демобилизовался, переехал в Белгородскую область, купил дом, жил с двумя Иринами (женой и дочерью) и двумя сыновьями-близнецами, 1996 года рождения — Володей и Мишей. Позднее семья возвратилась в Забайкалье, в настоящее время живут в Усть-Куте.

Галина Владимировна закончила Истринское педучилище, заочно институт, жила с родителями, работала в школе. В 1986 году переехала в Новочеркасск, работала вместе с тёткой, Верой Дементьевной, жила в общежитии завода «Магнит». Выкупила кооперативную однокомнатную секцию, теперь уже новочеркасская казачка, трудится в этой же школе, в том же тёткином оборудованном классе.

Был у сестёр Леонтьевых (девичья фамилия) ещё брат Герман Дементьевич (1929-1992), жил и работал в Забайкалье. Семья у него не сложилась, сын на мотоцикле попал в аварию и разбился. Герман Дементьевич больше не женился, работал на строительстве мостов по рекам Читинской области. Дважды приезжал в гости к сестрам на Дон. Умер в 1992 году, похоронен на кладбище в городе Чита. На похороны ездили Вера и Галина Дементьевны.

В 1978 году обосновалась на жительство в птицесовхозе и старшая моя сестра, Анна Васильевна с мужем Слизковым Николаем Андреевичем.

Теперь в Задоно-Кагальницком живёт так много родственников, что затрудняемся определяться с ночёвкой, когда приезжаем к ним в гости, приглашают и Фроловы, и Слизковы, и Носыревы, и Воробьёвы, да и племянник, Василий Иванович Фролов живёт в отдельной квартире.

Посещаем мы родственников довольно часто, зимой — реже. Постоянный пассажир у нас — Галина Владимировна, общается с родителями и родственниками.

Дети Носыревых-Воробьёвых в юном возрасте окончили музыкальную школу, Капиталина Дементьевна много лет работала преподавателем музыки. И когда съезжаются в хутор по праздникам или в период отпусков дети и родственники, после скромного возлияния за столом, поём песни, молодежь танцует, благо есть где, квартиры у всех большие, газифицированные (не пропали труды Стефана Васильевича Милиткина), подведена вода, электричество.

На приусадебных участках растут фруктовые деревья, кустарники, виноград. На огородах выращивают картофель, помидоры, огурцы, перец, лук, чеснок, петрушку, укроп и прочую зелень. На зиму заготавливают соленья-варенья, и нам, горожанам, перепадает. Презентуют нам соленья в стеклянных банках, а летом — свежие фрукты, овощи. В нашу обязанность входит возврат посуды и поставка металлических крышек для укупорки банок.

Конечно, работа на земле — труд тяжкий, но окупается он хорошими урожаями экологически чистых продуктов питания.

Водится во дворах наших родственников и всякая живность: куры, утки, свиньи, коров теперь никто не держит

Бывало, весной, в начале мая, выезжали мы на склоны реки Сал, на оставшиеся первозданные кусочки донской степи, собирали цветы — дикие тюльпаны, в народе называют их Лазоревые, издающие приятный аромат. Летом склоны покрывались белыми снопами ковыля, казаки ставили его в вазах в своих домах для украшения. Изредка и мы придерживались этой традиции.

Первый легковой автомобиль Москвич-412 мы купили в 1974 году, а в 1975 году, летом, взяв отпуск, вместе с заведующим гаражом Иваном Артёмовичем Данильчик иего женой, двумя машинами, совершили большой круиз по СССР. Выехали рано утром и первую ночь провели в лесочке под Полтавой, заехали в Киев, пару дней погостили у дяди Николая Фёдоровича Фролова, он в это время лежал в госпитале, лечил почки. Живым мы его больше не видели. В городе Остров, под Псковом, мы остановились у Надежды (работала в школе, детском саду в Кагальницком винсовхозе, потом вышла замуж за офицера и до сих пор живёт в городе Остров). Посетили пушкинские места: Михайловское, Тригорское, Пушкинские горы, поклонились праху А.С.Пушкина, посмотрели его могилу, прогулялись по знаменитой Липовой аллее. Дальше по курсу Ленинград. Наверное, дней пять гуляли мы по Ленинграду, посмотрели включение фонтанов в Петродворце, где мы остановились у Юрия Павловича Дьякова (брат мужа сестры Валентины) и его жены Риммы Семёновны. Семья очень добрая, заботливая. Юрий Павлович в то время — капитан первого ранга, кандидат наук, преподаватель военно-морского училища и научный работник, позвонил в Ригу родственникам жены, и нас там тоже приняли великолепно (всё это по курсу нашего движения). Побродили мы по узким улочкам старой Риги и отправились в Вильнюс.

Было желание посетить Кишинёв, но мы уже не укладывались по времени. Всё путешествие заняло у нас двадцать дней. Ночевали мы не только в квартирах родственников и знакомых, но и в лесах, у речек, на специальных стоянках и там, где понравится. И не приходило нам в голову, что кто-то может нас обидеть, напасть, ограбить. Отношения между людьми были спокойными, доброжелательными. Бензин был на каждой АЗС, запасов в канистрах мы не возили, да и стоил-то он двадцать копеек за литр АИ-93. Машины наши были новыми, поломок не было, путешествие закончилось благополучно, а приятных впечатлений осталось у нас много.

Очень сожалел, что не поехали с нами дети (у Данильчиков дочь Нина одноклассница Саши), но они в это время ездили в город Ленинград всем классом.

На хозяйстве у нас оставалась мама, Анастасия Даниловна. Вера Дементьевна разводила очень много цветов в нашем дворе, сплошной цветник. О гладиолусах наша бабушка сказала: «Гамно ваши гладиаторы, падають». Луковицы, видимо, были посажены мелко, а стебель мощный, обычно их привязывают к палочке, воткнутой в землю. И чтобы закончить с личным транспортом. Машину «Москвич» купили у нас Колесниковы (семья младшей сестры), году, наверное в 1989, а мы приобрели через пару лет ВАЗ-21053 синего цвета. Через пять лет передали её сыну, в апреле 1995 года отогнали с Виктором Дмитриевичем (водитель с последнего места моей работы) машину в Ленинград, а у Саши взяли УАЗ-469, года три я собирал его из 16к40 запчастей, мы его сразу же продали. В декабре 1995 года купили новый ВАЗ-2107. В ноябре 1995 года, мы ехали на похороны мамы, врезался в нас сзади «Жигуль» девятой модели, развалил багажник нашей машины, пришлось ремонтировать. А машина наша была заполнена полностью: Вера Дементьевна, Володя Дьяков и Андрей с Галей. Хорошо, что обошлось всё без травм. Мастер-ремонтник сделал ремонт хорошо, следов аварии не видно.

Вот какие отзывы и оценки моей работы в совхозе прислали бышие коллеги при написании истории Кагальницкого виноградарского совхоза через 30 лет после того как я покинул пост директора.

«Совхоз достиг пика своего развития, когда директором работал Владимир Васильевич Фролов. Это был руководитель нового типа, в обращении с подчинёнными соблюдал правила приличия и уважения к собеседнику, ни каких нецензурных слов и требовал от всех соблюдать это. Он знал всех специалистов и многих рабочих по имени и отчеству, интересовался личной жизнью каждого, положением в семье. Внимательно выслушивал всех, кто обращался к нему с просьбами или жалобами. Он не был авторитарным руководителем, важные решения принимались треугольником: секретарь партбюро Литвинов Алексей Данилович, председатель профкома Макаров Сергей Макарович, работали в одной упряжке и очень слаженно.

У него была высокая управленческая культура. Всё-таки высшая партийная школа, которую он окончил, дала ему эти качества. Образование у него было высшее зоотехническое. В виноградарстве разбирался слабо, но тяга к знаниям, новому, передовому была очень сильной и через несколько лет, мог говорить и спорить на равных с профессором-виноградарем. Если узнавал от коллег или на совещаниях что-то новое или пришёл к нему специалист или руководитель среднего звена совхоза с предложением, обязательно внимательно выслушает, посоветуется со специалистами и обязательно внедрит у себя.

Владимир Васильевич сумел раскрыть в каждом специалисте и руководителе среднего звена талант организатора производства, он предоставил нам свободу мыслить, творить, внедрять в производство всё лучшее, передовое и относился к каждому с полным доверием. Требовал от каждого руководителя безбоязненного принятия решений в пределах компетентности каждого из нас.

Без преувеличения могу сказать, о нашем совхозе ходили легенды, нам специалистам и руководителям среднего звена завидовали коллеги соседних совхозов.

Жена, Вера Дементьевна, учительница начальных классов, сын Александр. Семья была примером для подражания, как высоко интеллигентная».

Самко Варвара Самойловна, управляющая виноградарским отделением.

Владимир Васильевич был для нас как отец. Это он сделал меня сварщиком, это его семья приютила мою будущую жену Сонину Раису Николаевну, когда она приехала в совхоз для поступления на работу из другой области, это по его ходатайству мы получили благоустроенную квартиру. Этот человек заслуживает глубокого уважения, и мы будем всегда помнить и благодарить его за всё доброе, что он сделал для нашей семьи. Великие Пётр Иванович и Раиса Николаевна.

Я Вас помню последние сорок лет моей жизни (после нашего знакомства) как человека честного, порядочного, трудолюбивого, доброго, отзывчивого, дисциплинированного. Я могу долго перечислять Ваши положительные качества настоящего человека. Эти слова от всего сердца, от души. Ильченко Евдокия Васильевна, завуч школы.

Могу подтвердить то, что делал Владимир Васильевич Фролов в течение десяти лет работы в совхозе, были самыми успешными в жизни коллектива предприятия за всю его историю. Он был умелым инициатором и организатором работы коллектива совхоза. Образованный, внешне привлекательный, хорошо излагающий свои мысли, с хорошим русским языком, инициативный. Человек, которому не чуждо было всё новое, передовое. Человек высоких моральных качеств, за десять лет совместной работы, я никогда не видел его в не трезвом виде. А ведь в то время трезвость была не в моде у многих руководителей. Примерный семьянин. Даниил (внук) вправе гордиться своим дедом и бабушкой, которая была деду надёжной опорой в жизни. ( Лести моей тут нет, я никогда в своей жизни не льстил людям).

Иван Иванович Селезнёв, гл.инженер совхоза.

_{Не тот настоящий мужчина, 
Кто толпы врагов разогнал, 
Кто саблей без всякой причины 
Направо-налево махал.}

_{Не тот настоящий мужчина, 
Кто выпил на вздохе стакан, 
Потом философствовал чинно 
И жизни других поучал.}

_{А тот настоящий мужчина, 
Кто руку старушке подаст, 
Дитя не накажет безвинно 
И друга в беде не предаст.}

_{Кто будет внимателен к слову, 
Кто женщине будет плечом, 
Кто будет семейной основой, 
В проблемах — большим мудрецом.}

_{Хочу я поздравить такого 
Мужчину, я знаю его! 
Поможет всегда он за доброе слово, 
В ответ не прося ничего!}

_{С Днем рожденья!!!!! 
Нона Андриенко.}

Так поздравила меня с днём рождения в 2015 году дочь работницы торга.

Если не ошибаюсь, это стихотворение Расула Гамзатова.

Поступило предложение от Всероссийского НИИ виноградарства и виноделия о переходе на должность заместителя директора института по производству. Получили мы сразу же трёхкомнатную квартиру.

В слово «производство» входило опытно-производственное хозяйство (ОПХ) в Новочеркасске, опытно-конструкторское бюро (мастерские), опорные пункты в Оренбургской области, Цимлянске и Пухляковке, и опытная станция в Прикумске. Но там были свои руководители.

За мной было строительство производственного корпуса в институте, обеспечение науки транспортом для поездок по всем объединениям Росглаввино (было у нас более десятка автобусов, микроавтобусов и легковых машин). В институте познакомились и подружились с хорошими людьми, до сих пор поддерживаем добрые дружеские отношения с Хиабаховыми Тарасом Саркисовичем и Елизаветой Дзаруковной (гостила у нас в С-Петербурге), посещая Новочеркасск, останавливаемся у Хиабаховых.

И по скайпу постоянно общаемся, теперь компьюторы имеются и у брата Ивана Васильевича, сестры Валентины Васильевны и её детей Андрюши и Оли, племянника Коли Фролова. Имеем связь с Витей Носыревым, живущим в Тарту, Агаповой Сабиной Иосифовной, переехавшей на постоянное жительство в Москву. Наблюдаем за развитием наших внучат «хорватов». Признаём, что интернет — великое изобретение.

Однажды, летом 1982 года, приехал в институт начальник объединения Донвино Шарапов Николай Петрович и предложил мне работу директора Новочеркасского ликёроводочного завода. В это время на заводе случились крупные неприятности: обнаружилась большая недостача спирта. Директор был уже в пенсионном возрасте, кое-как из ситуации выкрутился и ушёл на пенсию, начальника спиртового склада посадили в тюрьму, а недостача осталась. Нужно было сложившуюся ситуацию выправлять.

Говорю Николаю Петровичу, что не могу оставить работу в институте, во-первых, потому что получил трёхкомнатную квартиру, и уходить, не отработав её -неприлично. Да и строительство, хоть и развернулось, но не закончено.

Долго беседовали директора и пришли к выводу, что меня можно отпустить на завод без обид со стороны института. Только одно условие: переход должен быть осуществлён после проведения всесоюзного совещания виноградарей, которое состоялось вскоре в институте.

Честно говоря, мне почему-то приходилось принимать предприятия от пенсионеров, и совхоз, когда директору сделали операцию, потом после операции лечение. Он больше года был директором, но не работал. Исполнял обязанности главный агроном, но этот увлекался сбором рюмок по совхозу.

Умерла одна безроднаякая старушка, досок на гроб в совхозе не нашлось, пришлось занимать у строящегося частника. Все склады были пустыми.

Примерно такое же положение было в институте, из тринадцати автомобилей на ходу был один автобус. За два года нам удалось полностью обновить парк, и учёные выезжали в свои командировки без всяких срывов, а потому были крайне довольны. Лет пять простояла яма, вырытая под фундамент корпуса, камыш вырос, лягушки развелись. Года за три мы освоили это строительство, при этом почти все железобетонные конструкции возили из Северодонецка (Украина). Какой-то период я больше жил в Северодонецке, чем дома.

И ликёроводочный завод и, позднее, Промторг, тоже сдавали мне руководители-пенсионеры. Какая уж там работа на перспективу, если два-три года до пенсии оставалось.

Почти два года перекрывали мы на заводе недостачу спирта, но оказалось, что и посуды (бутылок) не хватает примерно на сто тысяч рублей, по тем временам это было очень большая сумма.

Пять лет трудился я директором ликёроводочного завода. Работал завод нормально, но было много неприятностей морального плана. Через некоторое время пригласили меня в райком и заведующий орготделом «разъяснил» мне, кто из руководителей города и сколько может брать бутылок водки ежемесячно для проведения всяческих мероприятий с приезжающими в город гостями и руководителями. А приезжающих в город было действительно много, и застольные дела уже процветали. Убеждён, что никто из руководителей не брал эту водку домой, но быть гостеприимным они должны были быть обязаны.

Процветали такие мероприятия ещё тогда, когда я работал в совхозе. Там была гостиница, девчат-поваров вышколили на приготовление ужинов, и у нас часто ночевали и первые, и второстепенные руководители области и приезжающие из Москвы министры, работники ЦК (тут уж явно не первые лица). Всё это являлось как бы дополнительной нагрузкой для директора совхоза, хлопотное это дело. Но такие были времена, такие были и песни.

Было много встреч и с руководителями разных рангов в совхозной гостинице. Работники нашей столовой умели приготовить хоть, и без изысков, вкусные простые блюда, красиво накрыть стол. Однажды у нас ночевал министр рыбной промышленности Ваняев, он избирался от нашего округа в депутаты Верховного Совета. Из Ростова привезли шеф-повара из ресторана. Когда он увидел, как наши женщины готовят и накрывают стол, заявил: «Мне здесь делать нечего». Из своих фондов министр выделил совхозу грузовик с прицепом, мы поставили на них ёмкости и возили виноматериалы на заводы вторичной переработки в Новочеркасск, Ростов и другие города.

Приём гостей — дополнительная нагрузка для директора, но иногда, она приносила и пользу совхозу. Министр выделил совхозу из своих фондов пятитонный грузовик с прицепом, мы поставили на них две ёмкости и возили виноматериалы на заводы вторичной переработки. Генерал Комаров Георгий Николаевич, директор Батайского авиазавода подарил пилораму для строительного цеха, кто-то пневмомолот в кузницу.

За ужином, в неформальной обстановке, руководители и сопровождающие их лица, обменивались мнениями по деловым вопросам, вели разговоры на вольные темы, рассказывали анекдоты, отдыхали. Это были, в основном, образованные, умные люди, опытные в своём деле.

Я внимательно слушал разговоры высокопоставленных гостей, в голове откладывался позитив и негатив. У одних проскальзывали нотки неудовлетворённости, недовольства, недоумения, у других — чёрточки барства, высокомерия, небрежность и формализм в оценках по отношению к делу. Вначале я относил это к личным чертам характера человека, все мы разные. Но постепенно складывалось впечатление о каких-то изменениях в правящей элите, какой-то надлом, неверие в то дело, которому они служат. Элементы барства, собственной особости по отношению к нижестоящим работникам, вершителей судеб по их должности, а не по личному вкладу в общее дело. Всё больше властвования и всё меньше ответственности, приказы, указания без всякой организаторской работы. Администрирование, но без ответственности за принятые решения. Чувствовалось разделение на «мы» и «вы». «Мы» — вершители судеб, «вы» — навозные жуки, исполняющие нашу волю. Единомыслие между верхами и низами медленно испарялось, всё больше проявлялись отношения между хозяевами и наёмными работниками или крепостными. Я не сгущаю краски, всё выше сказанное ещё не стало всеобъемлющим, но уже проявлялось, вылезало наружу.

Творческая работа уже не поощрялась, да практически ни кому и не была нужна, жить и работать становилось всё грустнее, уже не хотелось «тянуть лямку» по указанной кем-то колее. Если вспомнить Некрасова — то бурлаки идут бичевой. Пусть будет громко сказано, но я познал радость самостоятельного творческого труда среди коллектива единомышленников и ни на что другое согласен не был. «Вести людей в атаку» становилось всё труднее, хотелось покинуть «фронт» и отсидеться где-нибудь в «тылу», избавиться от постоянного груза ответственности. Уже чётко обозначилась «стена», пробить которую было невозможно, хотя инерционность ещё работала, но налицо были признаки её скорого затухания.

Можно только предположить, что цели правящей элиты менялись, до смены общественного уклада оставалось около пяти лет, и вся её работа была направлена на «подрыв изнутри» и делалось это с низов. «Верхи» должны были быть как жена Цезаря вне подозрений. Обкомы уже не ставили во главе районов умелых организаторов. А новоявленные руководители районов делали всё возможное и невозможное для замены успешных, умелых, опытных руководителей хозяйств, потому что от них трудно добиться безропотного холуйского подчинения, они умели думать и анализировать, отстаивать свою точку зрения, прогнозировать события. Во-вторых, увольнением Стефана Васильевича Милиткина демонстрировалось всем и вся: смотрите, какого «зубра» свалили, 19 лет успешно руководил хозяйством, но нам на это наплевать. Для нас власть — игрушка, что хотим, то и воротим, а вы, серые мышки, сидите и не пищите — расправимся, проглотим и не подавимся.

Для достижения своих целей, тогда ещё скрытых, все средства хороши, в том числе подрыв моральных устоев общества, наплевательское отношение к юридическим законам и всему государственному законодательству.

С приходом к власти Горбачёва мелькнула надежда на изменения в лучшую сторону, но и он оказывается «всю жизнь боролся с коммунизмом» — началась контрреволюция сверху с опорой на активного обывателя, у которого был единственный лозунг: «Долой!». И противостоять этому было невозможно.

Партийных боссов напряжённая работа по производству продукции становилась не нужной. На первом плане были шумные кампании по взятию "повышенных социалистических обязательств, «выполнению исторических решений и т.д. Каждый выступающий на этих коллективных говорильнях начинал одной и той же фразой: «Воодушевлённые историческими решениями... съезда... пленума... труженики совхоза взяли на себя повышенные обязательства в честь...». Чтобы не слушать всех этих «воодушевлённых», многие брали с собой книгу или журнал и читали что-то интересное. Правящая элита повела партию по пути саморазрушения и самоуничтожения. Так уж сложилось в нашей стране, что партия была скрепом в обществе, в государстве, значит, вместе с партией разрушалось и государство.

В обществе складывалась обстановка моральной духоты, затхлости, отторжения, неудовлетворённости, не восприятия, протеста, пессимизма.

Пережили мы и период борьбы с алкоголизмом, начавшийся известным постановлением ЦК, авторство приписывают секретарю ЦК Е.К.Лигачеву. Появились идеи перепрофилирования завода на производство овощных консервов, яичного порошка, консервации через сушку фруктов азотом и другие идеи. Производство водки на государственных заводах резко упало. В период «перестройки» началось подпольное производство водки и массовое отравление людей, а Донвино уже в конце девяностых годов практически развалили. Я до сих пор убеждён, что государству был нанесён громаднейший вред, ибо доходы от производства и реализации спиртных напитков ушли в карманы частных лиц, появились «новые русские», а государство, как говорил Райкин, недосчиталось «сумасшедшихденег».

Когда я работал на ликёроводочном заводе, совершенно нелепо погиб ещё один мой друг, Устинов Пётр Иванович. Учились мы вместе в техникуме и были направлены на работу в Читинскую область. Он трудился в Кулусутае, а я в Нижнем Цасучее, бывали друг у другу в гостях. Затем нас призвали на службу, его в Кушку танкистом, меня — на флот.

Вернувшись со службы, он работал в Сусатском мясосовхозе ветфельдшером, зоотехником, а последние годы — секретарём парткома совхоза. Был женат на Клаве, имел уже двух взрослых детей: дочь Елену и сына Александра (теперь медицинский врач и работает в Ростове).

Мы встречались не часто, 7 декабря 1959 года он был у нас в гостях, а поздним вечером мы отвезли Веру Дементьевну в роддом, родился сын Саша, а Петра Ивановича, с его согласия мы определили кумом, то есть крёстным отцом Саши.

6 ноября 1985 года его автомобиль свалился в магистральный оросительный канал. Ни Петру Ивановичу, ни водителю из канала выбраться не удалось, железобетонные плиты покрылись зеленью и сильно скользили. Нашли их за несколько километров от места происшествия — водой унесло.

Ликёроводочный завод сохранить удалось, но в 1986 году меня в буквальном смысле слова загнали в торговлю, хотя к торговле я всегда относился, мягко говоря, недружественно. Случилось так, что многих начальников областного управления торговли за какие-то дела отправили в тюрьму и на местах (как тогда выражались), то есть в городах области начали замену руководителей торгов, иными словами — укреплять руководящие кадры. А кадрами монопольно занимались партийные органы, в данном случае Горком КПСС. Решением бюро я был направлен на работу директором Новочеркасского промышленного торга. Сопротивлялся я, как мог, новсё бесполезно. Дисциплина в партии ещё была.

Структура торга была такой: дирекция, и при ней человек шестьдесят бухгалтеров, товароведов, плановиков, диспетчеров, прораб с пятнадцатью строителями-ремонтниками, складские помещения и около пятидесяти магазинов. Магазины были большие, до трёхсот работающих в Универмаге, и средние до тридцати чвловек, и мелкие — до пяти человек работающих.

Коллектив торга насчитывал более тысячи человек, в основном женщины. Опять я принимал торг от предшественника-пенсионера. Склады и магазины были завалены неходовым и залежалым товаром — мёртвый груз на финансовом состоянии торга. Два года расчищали мы эти авгиевы конюшни, кое-как расчистились. А через время наступила перестройка и капитализация всей страны.Конечно же, работать по существующей схеме было уже нельзя. Но и то, что произошло, назвать разумным или хотя бы рациональным язык не поворачивается.За время работы в торге я несколько раз выезжал заграницу, наблюдал постановку торгового дела «за бугром». Вначале мы выезжали в Польшу, Болгарию, Венгрию для бартерных (обменных) сделок, потом был в ФРГ, с городской делегацией из двадцати человек, началась дружба с немецким городом Изерлон, выезжал в Китай (Пекин, Тяньцзинь), Нью-Йорк — дважды для отборки товаров, побывал и в Таиланде (Потайя, Бангкок). В Изерлоне, директор крупного магазина Акционерного общества «Стеклянный дом» уделил мне почти полдня, отвечая на мои вопросы.Мне уже была понятна организация торговли «там». Нужно было преломлять их организацию на наши условия. Организовали мы на базе торга Акционерное общество «Топаз». Это была не смена вывески, а кардинальное структурное изменение. Были созданы шесть юридически самостоятельных объединений по пять-шесть магазинов в каждом. В Уставах объединений было записано, что они вправе выходить из АО по их желанию. Директора объединений были одновременно директорами головных магазинов.Когда мы образовывали АО, то все основные фонды торга были взяты нами в аренду с правом выкупа. Это помогло всем коллективам магазинов выкупить помещения практически за бесценок, за двухгодичную арендную плату. Единственное удовлетворение от тех событий — помещения магазинов достались тем, кто там работал. Потом ужмногие потеряли или продали помещения, но это потом.Образование АО и изменение структуры торга не удовлетворило местные власти. От нас потребовали провести коммерциализацию каждогомагазина, то есть сделать все магазины, независимо от их размера, юридически самостоятельными и ни от кого не зависимыми.Как могли мы сопротивлялись разрушению своих торговых структур, хотелось всё перестроить, приспособить к новым условиям не мгновенно, не одноразово, а постепенно, по мере готовности.Как депутат Горсовета много раз выступал на сессиях с предложениями, писал статьи в городскую газету, в «Торговую газету». Все эти газеты находятся в нашем домашнем архиве. Нашёлся только один оппонент из науки, да и тот быстро затих. В остальном — полное равнодушие. Когда представители КПРФ, года через два, пригласили меня восстановиться в партии, я отказался. Упрекнул их только в том, что они молчали тогда, когда нужно было как-то объединяться, бороться, поддерживать добрые намерения и предложения, а теперь уже поздно «кулаками размахивать», драка закончилась.Мы предлагали не разрушать сложившуюся новую структуру, отпускать магазины на самостоятельнще житие по мере их готовности к жизни в новых условиях. Но нас никто не слушал, нужно было «разрушить всё до основания». И, в итоге, разрушили. Результаты после трёх лет самостоятельной работы длямногих магазинов катастрофичны. Некоторые коллективы продали свои помещения, либо сами «продались» «новым русским», многие влачат жалкое существование. Можно назвать не более пяти магазинов, кто ещё крепко стоит на ногах, да и то за счёт сверхинтенсивного труда или найденных методов ухода от налогов. Людей отучили от нормальной работы, их приучили «крутиться», как теперь стало модно выражаться. А всякий «крутёж» часто заканчивается «вхождением в штопор».

Оставшиеся правленцы организовали торговое коммерческое предприятие «Малахит», выкупили всё взятое ранее в аренду имущество, а это немало: контора, три склада, помещение бывшей бухгалтерии, магазин на посёлке Донской, база отдыха на реке Дон и прочие основные средства. Произвели мы некоторый ремонт помещений, заменили отопление с твердого (угля) на газовое, переделали часть конторы под магазин и так далее, но остались без оборотных средств, кстати, как и все магазины. Ушли от нас четверо учредителей, забрав свой денежный пай, троих мы выделили с имуществом (склад и грузовой автомобиль) на самостоятельные харчи. Теперь осталось нас четыре учредителя и семь наёмных работников.

Начали мы очень трудно, не было у нас средств для закупки товаров, жили на кредитах, проценты за кредит пожирали все наши доходы. Вынуждены были продать помещение на Донском и базу отдыха на реке Дон. Живём, но как говорят «еле сводим концы с концами». Конечно, можно продать имущество и разойтись, но двое учредителей ещё не достигли пенсионного возраста, другую работу найти трудно. Надо как-то продержаться ещё четыре-пять лет, а там, возможно, и экономика заработает.

В последние годы жизни в Новочеркасске ко мне в служебный кабинет часто заходиливыпить чашку кофе люди творческой интеллигенции города, Михеев Владимир Николаевич, участник Великой Отечественной войны и Парада Победы 1945 года, бывший главный редактор Новочеркасской городской газеты. Будучи пенсионером, издал сборник очерков о новочеркасских ветеранах Великой Отечественной войны, на подаренном мне экземпляре оставил следующий автограф: «Дорогой Владимир Васильевич! С большим удовольствием дарю Вам, крупному знатоку истории Великой Отечественной войны, эту книжку. Тешу себя надеждой, что она ляжет той малой толикой в Ваш грандиозный труд о героизме и мужестве нашего народа и его армии, которая поможет оставить след вклада наших земляков в разгром фашистской Германии.

Желаю доброго здоровья, благополучия и творческого долголетия! С глубоким уважением! Михеев. 16.01.01 года.

Несколько раз мы с Владимиром Николаевичем посещали писателя Анатолия Вениаминовича Калинина, эти встречи я снимал на видеокамеру, не знаю, долго ли сохранятся эти кассеты.

Зная, что я работал над составлением генеалогическим древом своего рода, Владимир Николаевич передал мне уже вПитер книгу генерал-лейтенанта внутренней службы Анатолия Васильевича Понеделко о прошлом и настоящем своей семьи, для ознакомления с опытом других авторов по этой тематике. А.В. Понеделко родился и вырос в Новочеркасске, но волею судьбы в 1996-1998 годах служил начальникомГУВД Санкт-Петербурга и Ленинградской области. Его отец Василий Борисович ещё в 1922 году работал в Новочеркасске начальником городской милиции, и сын пошёл по его стопам. Владимир Николаевич Михеев уже простился с этим прекрасным из миров.

Чеботников Виктор Иванович поэт, член Союза писателей СССР, прожил трудную жизнь — военное детство, лагеря, одиночество. На своей книге «Судьба», он оствил следующий автограф: «Дорогому и давнему земляку-новочеркасцу Владимиру Васильевичу Фролову на добрую память. Это всё, что я имею. Март 1999 года». Тогда я не придал значения его последним словам, а теперь как-то щемит сердце, каким же одиноким чувствовал себя человек. Ушёл из жизни Виктор Иванович в 2014 году.

Осадчий Владимир Емельянович, местный поэт, ушёл из жизни в 2011 году. Познакомилиь мы в то время, когда он работал заместителем начальника ПМК (передвижная механизированная колонна), и мы ездили в Северодонецк (Украина) с заказами на железобетонне изделия для строящегося в институте виноградарства производственного корпуса. Что и отметил Владимир Емельянович в автографе подаренной мне книги своих стихов «Моим друзьям»: В.В. Фролову — боевому другу, с кем ездил в разведку по строительным делам. 30.12.1999 года. А в книге «От всего сердца» оставил такую надпись: В.В. Фролову — был ты нам, как родной брат, но тут вмешался Ленинград. 3.08. 2002 года.

Ещё реакция на мой переезд в Питер:

Фролова с места ветром сдуло, Казак покину Тихий Дон, Его в столицы потянуло, В Санкт-Петербург уехал он. На берегу Невы хвастливой теперь стоит его курень, Где он встречает сиротливо и белу ночь и хмурый день.

В трудные годы конца девяностых Владимир Емельянович и Александр Михайлович Фролов (однофамилец) бывший председатель Новочеркасского городского Совета поздравили меня с днём рождения таким образом:

Ты торговал вином и водкой

И ты же их производил.

Теперь торгуешь всякой шмоткой

И этим нас не удивил.

Сейчас в России всем торгуют

Вплоть до державы и души,

Торгуют, дурят и воруют

Рублю все средства хороши.

И в этой кутерьме кромешной,

Среди деляг, среди воров

Стоит отдельно друг сердечный

Честнейший побратим Фролов.

Заходил Николай Андреевич Шеховцев, местный художник, член Союза художников СССР. Его работы выставлялись не только в Новочеркасске, но и в Ростове. Ему я заказал картину для Снитко Виталия Ивановича ко дню его 50-летия. На юбилее присутствовал лётчик-космонавт Климук Пётр Ильич с женой. Творение Николая Андреевича «Степь ковыльная» им тоже понравилась.

После поздравлений юбиляра и тостов в его честь, мы длительное время прогуливались по берегу речки.Жена Петра Ильича, Лилия Владимировна, расказала нам о жизни в Звёздном, о своих переживаниях, когда муж находился в космическом полёте. 50-летний юбилей Виталия Ивановича Снитко мыотмечали на даче в Подмосковном Хотьково.

На 50-летний юбилей Петра Ильича Виталий Иванович пригласил и меня (не помню, по какому случаю я оказался в Москве). Торжество проходило в Звёздном в кафе «Звёздочка» в Центре подготовки космонавтов, руководителем которого в то время был Климук. Коньяк или водку наливали из чайников и кофейников, ни одной бутылки со спиртными напитками на столах не было. Борьба с алкоголизмом была в полном разгаре и совпала с 50-летием Петра Ильича.

Чтобы покончить с посвящениями включим и стихотворение Марии Николаевны Рудецкой (Харламовой), она не профессиональный поэт, учитель, моя троюродная сестра, наши деды были родными братьями. Хотя в заголовке написано «В.В. посвящается», но написано о нашем роде.

У новых русских модно стало знать о своём начале.

Как от моды не отстать? 
Как обо всех всё рассказать? 
Как не ударить в грязь лицом? 
Сын поделися замыслом с отцом. 
И как случается нередко, 
Отец, почувствовав зов предков, 
И сам идеей одержимый, 
Ведь просит сын его любимый, 
Объездил и не раз свой край родной, 
Одну деревню за другой. 
Всё разузнал он, всё разведал, 
Кто репрессчирован, кто предан, 
Фото собрал, нашёл всех адреса. 
Потом и книгу написал, 
Где обо всех подробно рассказал. 
Недаром область всю исколесил, 
А сколько надо средств и сил! 
Он чудо-древо начертил. 
Мы романтично встретилось, потом 
Он робко попросил альбом. 
Когда увидел фото деда 
И два георгиевских его креста, 
Весь просиял, вель это же победа! 
И с гордостью взглянул он на меня. 
Наш общий пращур — удалой казак, 
Вы ещё не видели такого! 
Однажды по полю скакал 
И по пути красивую цыганку повстречал, 
Забилось сердце казака донского, 
А ночью он её из табора украл. 
От трёх его сынов, 
Красивых молодых орлов 
Множиться род Фролов пошёл. 
Они с достоинством свой век прожили 
И род родной не посрамили. 
Наш род не славен, не богат, 
В нём нет князей, и нет боярства. 
А корни наши из крестьянства, 
Без зависти и без лукавства, 
Без подлости и без коварства. 
И это всё его богатство. 
Род стойко перенёс все трудности и муки, 
А нам в наследство перешли 
С мазолями их золотые руки. 
Отец осуществил свой план, 
Был он внимателен,тактичен, так обоятелен, практичен. 
Умом своим всех покорил 
И звание «Чинёный» получил. (Чинёный — от слова чин). 
Но где ты, братик, раньше был? 
Так поздно всё сообразил. 
Мы с вами долго не роднились 
И уж морщинами покрылись. 
А вот за то, что нас собрал, 
От нас тебе земной поклон! 
Таких людей уж не бывает 
Потомки их не забывают.

Следует отметить, в наше время наблюдалось всеобщее стремление к учёбе. Советское образование считалась лучшим в мире, а народ, самым читающим. Сегодня по телеящику услышал, что по показателю «читающий» мы находимся на десятом месте.

После революции, государство начинало с «ликбеза» (ликвидация безграмотности), цель которой — научить основную массу народа читать и писать. Затем последовательно вводилось всеобщее начальное (4 класса), семилетнее и среднее образование. В 1939 году только 7,7% советских военнослужащих (рядовой состав) имели семиклассное и 0,7% (офицеры) высшее образование, с таким образованным армейским составом мы вступили в войну.

Открывались рабочие факультеты (рабфаки), экзаменов там не было, приём шёл по рекомендацим-направлениям производственных коллективов, техникумы, новые ВУЗы, создавались научные школы. Темпы этого процесса постоянно возрастали. Структура системы образования в советское время была следующей: основа — средняя школа для детей, вечерняя — для взрослых, уже работающих людей. Затем техникумы и институты — стационарные, вечерние, заочные. Для тех, кто не хотел или по каким-то причинам не мог продолжать учёбу после школы, или учёба не удавалась — существовала широкая сеть профтехучилищ (годичных, двухгодичных). Здесь молодые люди приобретали рабочую специальность по выбору.После войны они назывались ремесленными училищами, затем ПТУ.В начале, они базировались по городам, позднее открывались и в центрах сельских районов и назывались СПТУ. Практически ни один выпускник школы не оставался без получения какой-то специальности, и в большинстве случаев выпускники ПТУ становились великолепными работниками на производстве и в сфере обслуживания. А далее для них были открыты вечерние и заочные средние и высшие учебные заведения.

Обучение было бесплатным, государство выдавало учащимся небольшие стипендии. Как выглядело образование молодёжи в нашем семейном клане. Анна Васильевна после семилетки получила специальность бухгалтера по окончании трёхмесячных курсов (это в военное и послевоенное время), дальше повышала свою квалификацию на практической работе.Иван Васильевич, не окончив шестой класс, учился в Ростовском двухгодичном ремесленном училище, здесь выдавалась форменная одежда и бесплатное питание. Работал на ГРЭС «Несветай», доучился в 6 и 7 классах вечерней школы, окончил вечерний техникум. Тоже ведь было только начало послевоенного периода.

Владимир Васильевич, Константиновский сельхоз техникум, Ростовская высшая партийная школа и заочно Донской сельскохозяйственный институт. Как говорил один юморист «два высших, не считая среднего».

Валентина Васильевна, Новочеркасский институт лесного хозяйства.

Галина Ивановна, самая младшая сестричка, после школы приобрела специальность парикмахера и доработала до пенсии.

Теперь наши дети. У старшей сестры Сергей и Алексей окончили ПТУ, работали шофёрами, у Ивана Василий трудился электриком в совхозе, Николай окончил военное училище связи в Новочеркасске, вышел на пенсию подполковником. Наш сын Александр окончил Московский автомеханический институт. Дети Валентины Андрюша и Оля окончили Таганрогский радиотехнический институт. У Гали сын Роман оставил учёбу в техникуме работает шофёром, Ира окончила Новочеркасский мелиоративный институт, при этом училась на двух факультетах одновременно и получила два диплома.

Племянники Веры Дементьевны. Носырев Витя, после женитьбы по доброй воле оставил четвёртый курс Лениеградского оптико-механического института, а Оля окончила Ростовский медицинский институт, работает детским врачём в Москве.

Витя Воробьёв, окончил военное училище. Его сестра Галина приехала из Забайкалья и окончила Истринское педучилище, затем заочно Орехово-Зуевский пединститут. Из 13 наших детей семеро получили высшее образование, но и те, кто не пожелал его получать, не очень беспокоился и волновался, ибо были уверены, что высшее образование в наше время, не обязательный атрибут для нормальной обеспеченной жизни.

Процесс обучения продолжался и после получения диплома об окончания высшего или среднего учебного заведения. У меня сохранилось несколько «удостоверений об окончании...»: Март 1970 года — институт повышения квалификации руководящих работников Министерства транспортного и сельхозманиностроения СССР «Организация рабочих мест, создание безопасных условий труда». Ноябрь-декабрь 1975 года, Кишинёв, повышение квалификации при высших технических курсах Минпищепрома Молдавской ССР, тема: «Основы управления промышленным и сельскохозяйственным производством». Март-апрель 1983 года, Москва, технологический институт пищевой промышленности, тема: «Экономика, организация и управление производством». 1983-1984 годы при Ростовском институте народного хозяйства, тема: «Совершенствование хозяйственного механизма». Октябрь-ноябрь 1987 года, Ленинград, высшие торговые курсы, тема: «Хоздоговор, его роль и правовое регулирование».

Заботились о поддержании в нас воинского духа районные и городские военые комиссариаты посредством военных сборов. В 1963 году — 30-дневные сборы в танковом полку Новочеркасска на должности секретаря комсомольской организации полка, и присвоение звания младший лейтенант. 1967 год — 45-дневные сборы (командир разведгруппы ВДВ), Литва, прыжки с парашютом. 1971 год двухмесячные военные сборы по спецпрограмме альпинистов, Кировокан, позднее переименованный в Спитак, известный разрушительным землетрясением. Не знаю, за какие уж заслуги, но мне присваивали очередные воинские звания, в октябре 1967 года — лейтенант, затем старший лейтенант. 26 февраля 1991 года был исключён с воинского учёта в звании старший лейтенант по достижении предельного возраста.

Самообразование, повышение культурного уровня, интерес к литературе, истории — этот процесс продолжается практически до конца жизни. В стране была развёрнута широкая сеть публичных библиотек, они работали в каждом населённом пункте, и книги не залёживались на полках. Собирались и личные домашние библиотеки. Назову писателей, книги которых имеются у нас в домашней библиотеке. Пушкин, Лермонтов, Тургенев, Некрасов, Бунин, Чехов. Карамзин, Костомаров, Ключевский, Кожинов. Горький, Лев Толстой, Алексей Толстой, Фаддеев. Есенин, Грин, Пикуль, Бажов, Шукшин, Николай Островский. Ян, Шолохов, Закруткин, Анатолий Калинин, и другие.

Мемуары участников Великой Отечественной войны маршаловЖукова,Василевского, Рокоссовского, Конева, Мерецкова. Воспоминания о войне генералов Катукова, Батова, Москаленко, Чуйкова, Гречко, Попеля, Чистякова, Горбатова, Штеменко, Тюленева,Бабаджаняна, Драгунского, адмирала Трибуца и других.

Немецкие военачальники Кейтель, Манштейн, Гудериан, Типпельскирх, Гот, Макензен, Гейер, Бок, Раус, Эрфорт, Филиппи, Фриснер, Меллентин и другие. Историки Второй мировой и Великой Отечественной войны советские, российские, немецкие, английские, американские, много военных справочников.

Книги писателей Хэмингуэя, Флобера, Гёте, Ницше, Мольера, Гюго, Драйзера, Ремарка, Жюль Верна, Дюма,Бальзака, Цвейга и других.

Справочная литература: Большая советская энциклопедия, Даль, Ожегов и другие словари. Библейская энциклопедия. Имеется трёхтомник Толковой Библии — переиздание выпуска начала прошлого века по случаю 1000-летия крещения Руси, Коран.

Перечислил авторов для того, чтобы наши потомки имели представление о том, что читало наше поколение. Книги стоили тогда от копеек до рублей, т.е. доступность в приобретении была величайшая. Тиражи классической русской, советской, зарубежной литературы были многомиллионными.

Трудился в Новочеркасске до 2002 года, потом сын предложил нам воссоединиться. Продали мы свою трёхкомнатную квартиру, дачу и гараж в Новочеркасске и купили общими усилиями двухкомнатную квартиру в Санкт-Петербурге, теперь питерцы.